Полужизни

Оглавление

1/135
Следующая

Все права защищены. Воспроизведение в любой форме, в том числе на Интернет-ресурсах, а также электронное копирование для частного или публичного использования только с разрешения владельцев авторского права. Книга издана при любезном содействии литературного агентства «Синопсис»

13 декабря 2007 года, четверг

Вообще-то начинать мне не хотелось, но три, нет, четыре секунды назад я сказала: «Ладно», и теперь Эйден выжидающе на меня смотрел. «Почему я? Ты же затеял разговор, почему мне начинать?» – чуть не спросила я, но вовремя сдержалась. Эйден наверняка бы подумал, что я ему не доверяю, а портить такой момент мелкими придирками не стоило.

Воздух от напряжения почти звенел, а наши липкие, плотно переплетенные пальцы подрагивали.

– Не обязательно рассказывать все, – шепнул Эйден. – Просто побольше... – Он умолк, но тут же с нажимом повторил, явно решив, что и этого достаточно: – Побольше!

Его теплое дыхание ласкало мою кожу, словно волна, которая набегает на берег и тут же спешит обратно. Мы сидели в изножье кровати, прямо перед зеркалом, мы не двигались, но мне вдруг почудилось, что Земля вращается все быстрее и быстрее. Наши лица блестели от пота, сердца колотились, словно за спиной – марафонская дистанция, хотя все наши перемещения – за стеклянную дверь отеля, к стойке администратора, к лифту, из лифта, узким, озаренным точечными светильниками коридором к двери с золотым номером 436 – были подчеркнуто медленными. Мы оба знали: в номере ждет то, что нельзя откладывать ни на секунду.

– Побольше, – эхом повторила я слова Эйдена. – А потом никаких вопросов.

Эйден кивнул. Его глаза блеснули в полумраке комнаты, и я поняла, как много для него значит мое согласие. Страх по-прежнему корчился внутри меня, но теперь я могла его контролировать, тем более мы договорились: никаких вопросов. Теперь ситуация в моих руках!

– Я совершила глупый, нет, непростительный поступок! – чересчур громко начала я и тут же понизила голос: – По отношению сразу к двум людям...

Имена я бы не назвала, даже пытаться не стоило. Я ведь даже мысленно называю тех двоих «Он» и «Она».

Эйдену я могла сообщить лишь голые факты, хотя каждое слово той истории насквозь прожигало память. Не сосчитать, сколько раз я ее себе пересказывала, обсасывая одну невыносимую подробность за другой. «Старую рану бередит», – скажут люди и будут не правы. Рана не старая, а свежая, зияющая. До сих пор не зарубцевалась, так часто я ее бережу.

«Совершила непростительный поступок...» Я малодушно надеялась подобрать другое начало, хотя чувствовала: альтернативы нет. Будь я безгрешна, ничего бы вообще не случилось.

– Дело давнее, и за поступок я поплатилась. – Голова гудела, словно в ней работал мощный генератор. – Дорого поплатилась. До сих пор... оправиться не могу... Да и вообще, все так несправедливо. Думала, с переездом полегчает, но... – Я пожала плечами, изображая спокойствие, которого не было и в помине.

– Да уж, гадости – как хвост, куда ты, туда и они, – вздохнул Эйден.

От его сочувствия стало еще хуже. Я вырвала руку и пересела на краешек кровати. Номер у нас ужасный, сущая телефонная будка, на шторах, постельном белье, стульях – почти всюду сине-зеленая клетка с красной каймой. Дольше минуты смотреть невозможно: перед глазами плывет. Готова спорить: в этом отеле «Драммонд» все номера такие! Дополняют интерьер три пейзажа – один над телевизором, еще два на хлипкой стене между ванной и спальней, – такие скучные и безжизненные, что без слез не взглянешь, да и цветовая гамма – само уныние. За панорамным стеклопакетом шумит серый, подсвеченный желтыми фонарями Лондон. Ясно, что заснуть не удастся, а я-то мечтала спрятаться, раствориться в темноте.

Зачем же я терзалась этой псевдоисповедью? Зачем выдавала единственную приемлемую для себя версию – абстрактную «рыбу», подходящую для любой истории?

– Извини, Эйден! Я не скрываю от тебя, просто... не могу произнести. Слова не идут!

Ложь, чистой воды ложь! Согласиться на игру в исповеди – одно дело, а настоящая откровенность – совсем другое. Если бы я не скрывала, наверняка упомянула бы папку, которую храню дома под кроватью, с протоколом судебного заседания, письмами и газетными вырезками.

– Извини, что почти ничего не рассказала! – пробормотала я. Слезы жгли глаза, не давали дышать, но выплакать их не получалось.

Эйден присел передо мной на корточки, накрыл мои колени ладонями и буквально впился в меня взглядом.

– Разве это ничего? Для меня это очень много. Я поняла, что слово он сдержит и вопросы задавать не станет, и с облегчением выдохнула.

Я молчала, и Эйден явно решил, что моя «история» уже рассказана.

– Что бы ты ни сделала, мои чувства к тебе не изменятся, – поцеловав меня, заверил Эйден. – Я очень тобой горжусь. Теперь нам будет легче.

Что нам будет легче? Впервые заняться любовью? Не расставаться до скончания дней? И то и другое? На прежней жизни я поставила жирную точку, теперь у меня новая жизнь с Эйденом. Увы, какая-то часть сознания упорно, упрямо, даже настырно не желала в это верить.

За секс я не волновалась. План Эйдена сработал, хотя, вероятно, не так, как он рассчитывал. Я рассказала обрывок истории и теперь была согласна на что угодно, кроме разговоров. Секс избавит от болезненных откровенностей? Прекрасно, значит, займемся сексом.

– Подожди! – Эйден встал.

Теперь его очередь «исповедоваться». Не хочу ничего слышать, не желаю! Разве могут прошлые поступки человека не влиять на отношение к нему в настоящем? Я слишком хорошо знаю людей, чтобы, подобно Эйдену, говорить: «Мои чувства не изменятся».