Аэроторпеды возвращаются назад

Оглавление

Совет «Заинтересованных Держав» принял резолюцию о переходе к решительным действиям, к бактериологической войне. Эпидемии гриппа должны сделать нетрудоспособным советский тыл, остановить нормальную работу предприятий, перекинуться на Красную армию и уничтожить ее обороноспособность и боеготовность. Тогда легко будет сделать с Красной армией все, что угодно: больные, лишенные надежного тыла части не смогут воевать… Это предусматривал дьявольский план Виртуса—Оунли. Он обещал решительный перелом, обещал безусловную победу Первой армии, предсказывал поражение Красной армии.

Но все ли предусмотрели профессор Виртус и хладнокровный сэр Оунли?..

Генерал Ренуар был крайне раздосадован пренебрежительным отношением к нему и его машинам. Он был так расстроен, что решил сообщить обо всем своим помощникам. Собрав их, как обычно, в своем кабинете, генерал Ренуар коротко рассказал о решениях Совета и о задаче, возложенной на него в плане использования аэроторпед для нужд бактериологической войны. Дик Гордон слушал, боясь пропустить хотя бы слово. Он был поражен: бактериологическая война?..

И, словно отвечая на его немой вопрос, генерал Ренуар сказал:

— Конечно, я тоже не могу назвать себя сторонником таких методов войны. Однако приказ остается приказом. И для меня, в конце концов, безразлично, какими средствами достичь победы. Если бактерии расчистят нам путь

— да здавствуют бактерии! По моему мнению, на войне разрешено все. Цель — победить. А победителей, как известно, не судят. Мы должны победить большевиков, и для этого все средства хороши!..

17. МОРИС РЕНУАР ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ

Впервые в жизни Дик Гордон чувствовал себя неуверенно. Конечно, он не был сентиментальным человеком. Война — это прежде всего война и ничто иное. Человек с оружием в руках должен оставить дома все свои чувства и строго выполнять приказы, направленные на уничтожение врага. Это — азбучная истина, которую знал каждый солдат, каждый офицер. Но…

Но само понятие «бактериологическая война» оставляло какой–то неприятный осадок. Человек в белом халате переставал быть врачом. Бактериология переставала быть наукой, призванной помогать человечеству. Врач начинал активно уничтожать людей: он поворачивал против людей свое научное оружие, которым до сих пор их спасал.

Джонни Уолтерс сразу же честно и откровенно сказал Дику:

— Еще немного и я, кажется, стану большевиком. Я не хочу помогать в уничтожении людей при помощи болезней. И, вообще, Дики, я уже ничего не понимаю. Мне странно вспоминать о причинах всего происходящего. Да, мы решили потребовать компенсацию за убийство тех иностранных туристов. Ладно. Я понимал это. Но теперь все забыто. Ведь никто и не вспоминает о тех злосчастных туристах, они никому не нужны, они никому не интересны. Получается, что война продолжается по другим причинам. Мы убиваем их, еще больше убивают наших, — но ради чего?.. Ренуар говорит: мы должны победить большевиков. Как по мне, они совсем не такие уж плохие люди. Сколько я ни слушаю ночью передачи их радиостанций…

— А зачем ты их слушаешь? — перебил его Гордон.

Джонни удивленно посмотрел на него:

— Ведь я хочу иметь исчерпывающую информацию… и, потом, Дики, что за полицейские вопросы?.. Конечно, я шу-

чу, хотя сейчас совсем не время для шуток. А советские передачи довольно интересны. Раньше я не знал о большевиках и о Советском Союзе столько, сколько знаю теперь. И, знаешь, как–то странно получается. За что мы воюем?..

Такие разговоры происходили не раз. И Дик Гордон делал из них определенные выводы: если уж Джонни Уолтерс слушал советское радио и оно так на него действовало, то как же это радио влияло на слушавших его солдат и рабочих?.. Дик Гордон старательно гнал от себя эти мысли, с головой погружаясь в работу. А дел и впрямь было выше головы.

Вместе с профессором–генералом Ренуаром и Альбертом Райволой он разрабатывал новый механизм, который вместо взрыва в нужную минуту раскрывал аэроторпеду и разбивал помещенные внутри большие контейнеры из хрупкого стекла. Не спускаясь на землю, аэроторпеда на заданной небольшой высоте раскрывалась и выпускала из себя густую жидкость — культуру бактерий, которая медленно оседала вниз, распыляясь во время падения и превращаясь в промозглый туман — конденсированную инфекцию. Туман укрывал землю, деревья, дома, траву, туман проходил сквозь окна в комнаты — и приносил с собой болезнь, заражая всех без исключения.

Так было, если торпеда достигала цели. Но стоило ее остановить, и тот же механизм автоматически взрывал небольшую бомбу, которая разрывала торпеду на куски, как только она касалась земли. Если бы в торпеду попал вражеский снаряд — все равно, она так же распылила бы культуру гриппа в воздухе и та медленно осела бы на землю таким же инфекционным туманом.

Механизм сконструировали довольно быстро. Заводы, производившие торпеды, сразу приступили к производству и очередные партии торпед начали приходить на базу, оборудованные по–новому. Одновременно на базы начали прибывать и вагоны с таинственным грузом, под усиленной военной охраной. Сама охрана не знала, что это был за груз: ей было поручено лишь охранять его, как охраняют по уставу военный флаг.

Вагоны загоняли во внутренние помещения базы, где их ждали люди из института профессора Виртуса. Эти люди наблюдали за вскрытием вагонов, проверяли их содержимое. У них всегда были наготове странные устройства, чем–то напоминавшие огнетушители. Люди Виртуса внимательно следили за тем, как доставали из вагонов крепкие дубовые ящики — с пломбами и печатями. Проверяли — не замечается ли под ящиком подозрительная сырость. Такое произошло дважды — и все рабочие сразу получили приказ покинуть помещения. В подобных случаях люди из института профессора Виртуса приступали к энергичной работе. Они включали свои устройства и обливали шипящими струями пены, бившими из них, не только подозрительный ящик, но и все остальные, весь вагон, все помещение. Через несколько минут пена испарялась и, когда рабочие снова заходили в помещение для дальнейшей разгрузки вагона, они ощущали лишь странный сладковатый запах, немного напоминавший какую–то дезинфекцию.