Неандертальский параллакс

Оглавление

Золотистые глаза Понтера были полузакрыты, но он сделал, что просил Рубен. По-видимому, его никогда раньше таким образом не обследовали — Понтер засопротивлялся, почувствовав деревянную лопаточку на языке. Однако, по-видимому, успокоенный словами Хак, которые слышал он один, он перестал сопротивляться, и Рубен осветил фонариком внутреннюю поверхность огромной неандертальской ротовой полости.

— Миндалины и другие ткани сильно воспалены, — сказал Рубен. Он посмотрел на Мэри, потом на Луизу. — Какая-то инфекция.

— Но вы, профессор Воган или я находились с ним практически всё время, — сказала Луиза, — и мы не заболели.

— Именно, — сказал Рубен. — Что бы он ни подхватил, он подхватил это здесь, и это что-то, к чему у нас имеется природный иммунитет, а у него — нет. — Рубен порылся в своём чемоданчике и достал из него пузырёк с пилюлями. — Луиза, — сказал он, не оборачиваясь, — принесите стакан воды, пожалуйста.

Луиза бегом кинулась на кухню.

— Я собираюсь дать ему лошадиную дозу аспирина, — сказал он, обращаясь то ли к Хак, то ли к Мэри — она не поняла. — Это должно сбить жар.

Луиза вернулась со стаканом, полным воды. Рубен взял у неё стакан, потом просунул две пилюли Понтеру между губ.

— Хак, скажите ему, чтобы он это проглотил.

Мэри не была уверена, понял ли компаньон слова Рубена, или просто догадался о его намерениях, но секундой позже Понтер действительно проглотил таблетки и, поддерживаемый за руку Рубеном, сумел отхлебнуть из стакана немного воды, хотя бо́льшая часть растеклась по его лишённой подбородка челюсти, промочив бороду.

Но он не захлебнулся и не закашлялся. Неандерталец неспособен подавиться — это была обратная сторона их неспособности произносить многие звуки. Их ротовая полость имела такую форму, что ни еда, ни вода не могли попасть не в то горло. Рубен помог залить в Понтера ещё немного воды; стакан опустел.

Кретины, подумала Мэри. Чёртовы кретины.

Ну как они могли быть такими тупыми? Когда Кортес со своими конкистадорами явился в Центральную Америку, он привёз болезни, от которых у ацтеков не было иммунитета — а ведь ацтеки и испанцы были изолированы друг от друга всего несколько тысяч лет, в течение которых в одной части планеты успели развиться патогены, от которых в другой не было зашиты. Мир Понтера был изолирован от нашего по меньшей мере двадцать семь тысяч лет; у нас наверняка есть болезни, к которым у него отсутствует иммунитет.

И… и… и…

Мэри содрогнулась.

И, конечно, это работает в обе стороны.

Та же мысль, по-видимому, пришла в голову и Рубену. Он вскочил на ноги, пересёк комнату и схватил со стола телефон, по которому раньше разговаривала Мэри.

— Алло, оператор, — сказал он в телефон. — Я доктор Рубен Монтего, у нас чрезвычайная эпидемиологическая ситуация. Мне нужно связаться с Лабораторным центром контроля заболеваний при Министерстве здравоохранения в Оттаве. Да, именно так — с тем, кто там главный по инфекционным болезням…

Глава 24

Доосларм басадларм Адекора Халда был временно приостановлен — якобы для перерыва на ужин, но также и потому, что арбитр Сард явно хотела дать ему время успокоиться и прийти в себя и проконсультироваться с другими о том, как исправить нанесённый его вспышкой ярости ущерб.

Когда доосларм басадларм возобновился, Адекор снова сидел на табурете. Он раздумывал о том, какой гений придумал, что обвиняемый должен сидеть на табурете, а обвинитель ходить вокруг него кругами? Наверное, Жасмель знает; в конце концов, она изучает историю, а эта традиция наверняка очень древняя.

Болбай широким шагом вышла в центр зала.

— Я хотела бы, чтобы мы прошли а павильон архива алиби, — сказала она.

Сард взглянула на укреплённый на потолке хрономер, явно обеспокоенная тем, сколько времени это займёт.

— Вы уже показали, что архив алиби учёного Халда не может содержать ничего, имеющего отношение к исчезновению Понтера Боддета. — Она скривилась. — Я уверена, — сказала она тоном, который подавлял желание возражать, — что и учёный Халд и тот, кто будет говорить от его имени, согласятся с этим утверждением без посещения архива.

Болбай степенно кивнула.

— Я согласна с вами, арбитр. Но я хотела бы разблокировать куб памяти не учёного Халда, а Понтера Боддета.

— В нём также не может быть ничего о его исчезновении, — сказала Сард с явными признаками раздражения, — и по той же самой причине: тысячи саженей скалы, блокирующие радиосигналы.

— Совершенно верно, арбитр, — сказала Болбай. — Однако я хотела бы просмотреть не момент исчезновения учёного Боддета. Я хочу показать вам эпизод, имевший место 254 месяца назад.

— Двести пятьдесят четыре месяца! — воскликнула арбитр. — Как может произошедшее так давно иметь хоть какое-то отношение к данному разбирательству?

— Если вы мне позволите, — сказала Болбай, — я продемонстрирую вам эту связь.

Адекор в раздумье постукивал себя большим пальцем по надбровной дуге. Два с половиной гектомесяца: чуть больше девятнадцати лет. Он уже был знаком с Понтером; они оба со 145-го, и поступили в Академию одновременно. Но что за событие тех давних времён могло…

Адекор сам не заметил, как вскочил на ноги.

— Достойный арбитр, я возражаю.

Сард посмотрела на него.

— Возражаете? — переспросила она, не ожидая услышать такого во время судебного разбирательства. — На каком основании? Болбай просит вскрыть не ваш архив, а Понтера Боддета. И поскольку он пропал, то правом просить об открытии его архива обладает табант его ближайших живых родственников, то есть Даклар Болбай.