Мартовские колокола [Litres]

Оглавление

115

– У нас, Владимир Алексеевич, будет к вам другая просьба, – ответил Роман. – Вы ведь имеете опыт дигг… прогулок по подземельям Москвы? А Ивану именно туда и надо – и как можно быстрее. Так что – поможете?

Иван вздохнул. Это он послал одного из «волчат» за репортером, как только они с Николкой и Романом заявились в гимназию. «На крайний случай помни о методе Евсеина», – писал отец. Но как же не хотелось Ване пускать его в ход…

– Шановни пане, что это происходит? – В актовый зал бомбой ворвался пан Кшетульский. – Что это вы тут устроили? – и он обвел взглядом картину приготовлений. – Пан Роман… что это значит, пся крев?

Мальчики растерянно переглянулись. Сегодня поляка на занятиях не ждали, было заранее условлено, что занятия ведет Сережа.

– Я жду! – Пан Яцек поймал свой любимый гонористый тон. – Пан Выбегов, вы хотите, чтобы я завтра выслушивал от директора разные гадости насчет вашего поведения?

– Я… видите ли… – Сережа беспомощно оглянулся на ребят. – Пан учитель, у нас тут особые обстоятельства.

– Настолько особые, что вы устроили тут форменный бордель? – ехидно осведомился Кшетульский. – А это что?

И он сцапал за шиворот «волчонка» с винчестером, с интересом наблюдавшего за назревающим скандалом.

– Матка боска! – Голос поляка дрогнул. – Да у него боевая винтовка?! Панове, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!

Ромка откашлялся и решительно шагнул вперед.

– Видите ли, пан Кшетульский. – сказал он. – Сергей… хм… Дмитриевич совершенно прав. Обстоятельства особые, и у нас совершенно нет времени на объяснения. И напоминаю, что официально руководителем кружка числюсь я.

У поляка от неожиданности отвисла челюсть – Ромка, высоко ценивший педагогические таланты Кшетульского, никогда не позволял себе подобного тона.

– Позвольте, я не… – заговорил было он, но тут вмещался Гиляровский:

– А ребята-то правы, шановный пан, – прогудел репортер. – Вы вот что, не мешайте-ка им, ладушки? Помогите лучше: тут такие дела творятся, что отчаянный человек лишним не будет. Впрочем, если боитесь – в обиде не будем, все мы люди…

Удар был умело рассчитан и попал в цель. Кшетульский покраснел, потом побелел, его мушкетерские усики воинственно встопорщились:

– Да как вы смеете, пан журналист! Я, кажется, никогда не давал повода заподозрить меня в трусости. Да я…

– Вот и славно, – подхватил репортер, не давая поляку наговорить глупостей. – Я как раз ребятишкам и говорил: «Да пан Кшетульский первостатейный вояка, как без него?»

«Волчата» хором закивали. Пан Яцек расправил плечи и обвел присутствующих надменным взглядом.

– То правда, пан Гиляровский. И все же я хотел бы знать…

– …Чем вы можете помочь? – закончил хитрый журналист. – Так я же и говорю, пан Кшетульский: без вас мы не обойдемся. Надо срочно отправиться к вашему другу подполковнику Фефелову и уговорить его прислать помощь. Господин барон сообщил о возможной вылазке политических преступников и убийц прусского происхождения, а полиция, сами понимаете, ненадежна. Так что без армии – никак. У нас всего час, надо спешить. Поможете?

– А почему – прусского? – шепнул Гиляровскому Иван. – Вроде Россия с Пруссией не воюет?

– Предки нашего пана – родом из Познани, – шепотом ответил Гиляровский. Он ухмылялся в усы. – Эти земли с сорок восьмого года – прусский Позен. Пан Яцек пруссаков терпеть не может и считает их виновниками всех несчастий своего рода…

– Я готов, шановни пане, – заявил Кшетульский, в очередной раз подкрутив правый ус. – Что надо делать?

Глава 14

– Так ваше ведомство уже в курсе, господин ротмистр, или нет? – поинтересовался Олег Иванович.

В принципе он знал, что ему ответят, но все же было любопытно.

Вершинин поморщился.

– Признаться, я и сам гадаю, господин Семенов. Вот вчера имел беседу с коллегой из столичного охранного отделения – они целый день гадали, брать господ студентов или нет.

– Письмо Никитину? – понимающе кивнул Семенов.

Жандарм в знак согласия склонил голову.

– Да, осторожностью господа террористы не отличаются. Этот их… Пархом Андреюшкин, который из казаков, – послал упомянутому студенту Никитину письмо в Харьков. Оно попало к нам в руки – и вот что там было сказано…

И ротмистр извлек из-под распахнутой шинели (в квартире было жарко) записную книжку:

…Что у нас, возможно, это – самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет и даже в непродолжительном будущем; верю, что теперешнее затишье – затишье перед бурей. Исчислять достоинства и преимущества красного террора не буду, ибо не кончу до скончания века, так как он мой конек, а отсюда, вероятно, выходит и моя ненависть к социал-демократам…

Каждая жертва полезна; если вредит, то не делу, а личности; между тем как личность ничтожна с торжеством великого дела.

– И после такого письмеца ваши коллеги еще и сомневались? – удивился Семенов. – Простите, а зачем вы вообще перлюстрацией балуетесь, если, получив такие свидетельства заговора, не делаете выводов?

– Ну так уж и не делаем! – возразил задетый за живое жандарм. – Да и свидетельства не столь уж явные – мало ли кто чего черкнет в приватном письмеце? И кой-какие выводы последовали, согласитесь…

– Вот именно – кой-какие! Два дня агенты таскаются за этой шайкой-лейкой, а всего-то и установили, что Андреюшкин (который, к слову сказать, и раньше был замечен в сношениях с лицами политически неблагонадежными) «вместе с несколькими другими лицами с двенадцати до пятого часу дня ходил по Невскому проспекту, причем носили под платьем некие тяжести»…