Мартовские колокола [Litres]

Оглавление

В общем, какие бы планы он ни строил касательно подземелья, упускать такой возможности нельзя. И Владимир Алексеевич придвинул к себе настольный календарь: надо прикинуть, когда можно назначить очередную вылазку в московскую клоаку.

Глава 8

– Ну что, Вильгельм Ефграфыч добрался до Александрии? А то уж сколько времени прошло – и только одно письмо. Я уж и волноваться начал.

– Да что ему сделается! – ответил Семенов.

Они с Каретниковым неспешно шли по Невскому. Денек был солнечным – чуть ли не первый из ясных дней с самого их приезда в Петербург, – и теперь друзья спешили насладиться прогулкой по главному проспекту Российской империи. Здесь, как и на всех центральных улицах, тротуары зимой аккуратно чистили от снега; каблуки и трости стучали по путиловским плитам, прохожие отражались в зеркальных стеклах витрин.

Дни стояли праздничные – продолжение рождественских. По такому случаю Невский вечерами украшался иллюминацией. Сейчас был день, и газовые фонари и вензеля с коронами не светились; возле фасадов кое-где возились рабочие, протягивая к фонарному столбу проволоку, увешанную шестигранными фонариками с разноцветными стеклами. В них по вечерам зажигали свечи. Но постепенно столица переходила на европейское освещение электричеством.

В 1883 году общество «Электротехник» соорудило на деревянной барже на Мойке у Полицейского моста электростанцию – яркий свет вспыхнул сначала на Невском, а потом и на соседних улицах. А в прошлом, 1886-м, в Петербурге было учреждено «Акционерное общество электрического освещения»; но газовые фонари, как и иные архаические методы иллюминации, соседствовали с передовыми «электрическими свечами».

Два часа пополудни – до вечера еще далеко, хотя темнеет зимой и рано. Толпа на тротуарах густела; по мостовой, по обеим сторонам от рельсов конки, сплошным потоком двигались экипажи – коляски, кареты, ландо, извозчичьи пролетки. Семенов подивился – несмотря на заметную оживленность движения, никакого регулирования не было, по проезжей части свободно ходили люди. Впрочем, в этом плане Петербург не отличался от Москвы.

Они шли по солнечной стороне проспекта; попадавшаяся навстречу публика была весьма характерна: представители золотой молодежи, молодящиеся старички, скучающие дамы, явно не из тех, что избегают знакомства. Порой в толпе мелькал студент в форменной шинели и со стопкой книг под мышкой; такие спешили в Публичную библиотеку или в книжные магазины. Олег Иванович уже знал, что часам к четырем студентов станет больше: закончатся лекции, и они группками отправятся в кофейни или к Федорову – выпить рюмку водки с закуской за семь копеек.

Как раз студентам уже вторую неделю приходилось уделять особое внимание. Каретников, Олег Иванович, а порой и сам барон неловко чувствовали себя в роли «филеров», рыская по Петербургу по поручениям Яши. Увы, ничего другого не оставалось – все трое единодушно признавали старшинство молодого человека в вопросах сыска и безоговорочно ему подчинялись. Сам Яков пропадал целыми днями, появляясь в гостинице лишь к ночи, – он вел слежку за самим Геннадием и его спутником-поляком. И – весьма успешно: уже удалось составить список адресов, по которым бывали «объекты», а также список их обычных маршрутов.

Опасения Каретникова подтверждались – обосновавшись в Петербурге, Геннадий принялся действовать в двух направлениях. Сам он вместе с Радзиевичем контактировал с Ульяновым, Шевыревым и прочими членами «Террористической фракции»; особняком стояла деятельность Виктора, тоже заявившегося в Петербург. Приехал он не один – с ним было четверо парней лет двадцати с небольшим. Олег Иванович с Каретниковым безошибочно опознали в них «единовременцев» – кое-какие детали поведения были вполне узнаваемы даже на расстоянии. Приближаться не рисковали – у Геннадия наверняка имелись их фотографии, так что рисковать лишний раз не следовало.

Виктор с новоприбывшими прогуливались по центральным улицам Петербурга; порой компанию им составляли студенты из числа единомышленников Ульянова. Каретников удивлялся – как лидер Бригады, наверняка знакомый с методами работы жандармов, рискнул связываться со студентами, чья среда была давным-давно профильтрована агентами охранки? Хотя «сотрудники» Виктора не делали ничего предосудительного с точки зрения правоохранителей – те пребывали в счастливом неведении насчет методов электронного наблюдения и никак не могли отследить установку видеокамер на столичных улицах. Еще неделя-другая – и у Геннадия окажется подробнейшая схема маршрутов царского кортежа. В сочетании с послезнанием это не оставляет государю шансов: террористы смогут проследить любые его перемещения по городу и подстроить ловушку. Конечно, царская охрана уже не так беспечна, как при Александре Втором, но против гранатомета или снайпера с современной винтовкой она бессильна.

Сегодня выдался редкий день отдыха – новых заданий не поступало, Виктор отбыл назад, в Москву. Его подопечные сидели на квартире на Рузовской улице (там студентам сдавали недорогие комнаты «с услугами» – приборка, кипяток и прочее) и усиленно «врастали» в среду. По сведениям, полученным от дворника, которому пролаза Яша платил по двугривенному в день, к ним зачастили гости в казенных шинелях петербургских высших учебных заведений, а также многочисленные курсистки. Бутылки же из-под горячительных напитков новые жильцы выставляли за дверь в таком количестве, что дворник сам себя не помнил от радости – стеклянная тара стала заметной прибавкой к его доходам. Впрочем, особых безобразий квартиранты не допускали – если не считать того, что время от времени принимались хором исполнять разные песни: от насквозь подозрительной «Дубинушки», без которой не обходилось ни одно собрание «скубентов, жидов и полячишек» (как выразился все тот же дворник), до таких, опознать которые почтенный служитель метлы не брался. Лишь припоминал, что особенно часто пели про какого-то убитого негра, и еще – другое, неудобь понятное, про государыню Екатерину, Аляску и почему-то валенки; а когда допивались до зеленого змия, то сулили выпить море и орали, что их не догонят.