Рельсы

Оглавление

— Какой звук странный, — сказал Деро, округлив глаза. Они ехали как будто в коконе из отголосков — каждый проход колес, каждый удар о стыки рельсов эхом поднимался к бетонному потолку и отражался от бронированной поверхности поезда. — Далеко еще, как думаешь?

— Да не должно быть, вообще-то, — ответила Кальдера. — Надо только держаться примерно одного направления.

Из тьмы на них выскакивали жерла других тоннелей, на которые разветвлялся главный, превращаясь в подземный лабиринт. У каждого ответвления они тормозили, проверяли стрелки. Двигались дальше.

Вдруг их настиг внезапный, ни на что не похожий звук. Это было пронзительное вибрирующее уханье, от которого звенели пути, тряслись стены. Кальдера ударила по тормозам.

— Что это было? — спросила она. У нее самой перехватило горло. Деро, округлив глаза, стискивал ее руку.

Звук повторился. Агрессивнее и ближе. За ним последовал кашель, кто-то громко сглотнул, визгливо удивился. Потом раздались какие-то хлопки.

Из тьмы на свет поездного прожектора выходило нечто. Оно шаталось. Припадало к земле и молотило конечностями. Его обширное трепещущее горло отражало свет. Птица. Птица с затянутыми пленкой глазами, покрытая пухом, ростом выше самой крупной женщины или мужчины. Она трясла обрубками крыльев, слишком куцыми, чтобы они могли поднять ее вес, она ковыляла. За ней такой же неровной, спотыкающейся походкой шли другие.

— Ты только посмотри на них! — закричал Деро. — Что они здесь делают? Это же… это птенцы! — Он улыбнулся. — Что ты делаешь, Кальди? — Его сестра уже возилась с переключателями, настраивая радар; ее руки так и мелькали, губы были плотно сжаты. — Кальди, они не войдут. — Совята едва могли ходить. Они то и дело падали, наступали друг на друга, пронзительно вскрикивая и заливаясь жалобными трелями.

— Здесь гнездо, — сказала Кальдера. — Это, прямо перед нами, птенцы земляной совы, которая поленилась сама вырыть себе нору. Решила лучше въехать сюда, чем самой беспокоиться. А шум, который они поднимают…

Деро задохнулся, сообразив, что им грозит.

— …это сигнал тревоги, — закончил он. Он упал на свое сиденье и тоже задвигал переключателями. Поезд попятился. Птенцы продолжали надвигаться, жалобно пища.

Вдруг откуда-то сзади птенцам ответил другой вопль, более глубокий и громкий. У Кальдеры кровь застыла в жилах. Они услышали скребущие шаги.

Раскачиваясь из стороны в сторону, светя желтыми яростными глазами, потрясая страшным крючковатым клювом, в свет их задних фар вступила сова-мать. Она была готова пустить в ход когти. Она бежала спасать своих детей.

— Я бы сменил путь, — дрожащим голосом сказал Деро.

Сова была выше их локомотива: чтобы пролезть в тоннель, ей пришлось изрядно пригнуться, а ее раскинутые крылья занимали всю его ширину. Она громко кричала. Ее когти могли выпотрошить поезд Шроаков, как кокон. И добраться до теплых личинок внутри.

Щелк, кликети чик. С каждым разом переход с колеи на колею давался Кальдере все лучше. Назад, к съезду, пока совята в очередной раз путаются в лапах, а взрослая сова еще не нагнала их, потом снова вперед, на боковую линию, рычаг скорости в пол и скорее прочь из этого логова хищников.

— Она не отстает, — сказал Деро.

— Знаю, — бросила Кальдера. Стрелка, вперед, направо, быстрее.

— Она бежит за нами! — воскликнул Деро.

— Подожди! — закричала Кальдера — Кажется, мы…

Плотное кольцо шума вокруг них вдруг распалось, и они выскочили на поверхность, на свет дня. На дальней стороне реки. Разъяренная сова мчалась за ними едва ли не с той же скоростью, что они: раскинув крылья, переставляя ноги, длинные, точно ходули, она наполовину летела, наполовину бежала, быстро, но все же не так быстро, как уносился от нее поезд Шроаков, скользя через высокую траву.

— Прощай, сердитая сова! — победоносно воскликнула Кальдера.

— Никаких! Больше! Коротких путей! По неведомым дорогам! — вторил ей Деро.

— Тише ты. Это была твоя идея. Вот мы и попробовали.

— Ага, только знаешь что… — сказал Деро.

— Что? — ответила Кальдера. — Неужели ты даже не скажешь мне, какая я молодец, что вытащила нас из этой переделки?

— Просто… разве нужны не две совы, чтобы получилось много маленьких? — спросил Деро.

Сверху донесся страшный шум, громовые удары — хлопки крыльев.

И когда громадная тень заскользила над ними, закрыв от них затянутое облачной пеленой небо, они узнали, что в данном случае много мелких совят получились от одной большой и еще одной, ну о-очень большой совы. И она, эта вторая сова, спускалась теперь прямо на них с уханьем, от которого поезд Шроаков задрожал, а у них самих буквально затряслись поджилки. Спикировав на задний край самого последнего вагона, сова сомкнула вокруг него когти, мощные, словно портовые краны, пробила ими стенки, раздавила крышу и, молотя крыльями, начала подниматься в воздух. Не выпуская вагон. А за ним, отрываясь от рельсов, потянулись вверх и все другие вагоны поезда Шроаков, от хвоста до самого локомотива.

Глава 54

Где-то в море шпалы были тверды, как камень, рельсы черны, невзирая на колесную полировку, а земля под и меж ними очень холодна. По таким путям ехал «Мидас».

Случись некоему богу-небожителю, сведущему в охоте на кротов, приметить его в то время, он был бы поражен скоростью состава. «Мидас» мчал по мерзлым рельсам в ритме шеккачашек, подходящем скорее для жаркой погони, чем для выслеживания и охоты. Ни одной мульдиварпы поблизости видно не было: наш воображаемый наблюдатель наверняка решил бы, что при данных обстоятельствах поезду лучше сбавить скорость и потише греметь колесами.