Вне закона

Оглавление

Еще прибыло десятка два девиц, пока под опеку Сули. На этот раз не азиатки, а самые разные, даже две украинки среди них затесались и молдаванка, что удивило немного, потому что русскоязычные обычно в русскоязычные места и едут. Хотя, тут четверть населения уже такая, поэтому все в рамках реальности. И полагаю, что девы по вполне реальным обвинениям севшие. Это насчет азиаток у всех сомнения, там по-всякому набирать можно, а чем дальше оттуда, тем сложнее злоупотребить.

Не все из них даже пойдут работать в бордель, дело это вообще-то добровольное, как и любая другая работа… ну, в меру добровольное, так скажем, но Сули тут еще и за комитет по встрече выступает, попутно рассказывая как замечательно можно жить, работая в ее нумерах над салуном. Кто не захочет работать у нее — есть и другой бордель. А можно как-то и без этого попытаться, беспредела в городе нет, с этим давно разобрались.

— Значит, завтра уедешь? — спросила Сули, когда она отправила всех девиц фургоном и мы вдвоем уселись в ее двуколку. — И я не поняла когда ты обратно.

— Как получится, постараюсь как можно скорей.

— Тогда мне товар закупишь, — заявила она без всяких «а не смог бы ты?» и прочего.

— Давай список.

Скорей всего пиво с вином только в списке и будет, именно его везут с той стороны. Бурбон продают уже здесь, вон Кощей объяснил почему, водку везут русские, из Нарыма все больше, а вот пиво снизу, равно как и вино.

На сегодня, к слову, интим с Сули отменялся, потому что прибытие парохода и новых девиц — отличный повод к большой пьянке в салуне. Так что ей сегодня всех дел не переделать. А вот это жаль, я же завтра уеду уже, хотел воспользоваться. Или все же quicky? То есть по-быстренькому так?

Ладно, сейчас доедем и намекну.

В салуне царила некая такая атмосфера, какая бывает перед наплывом народу. Сегодня и те кто с пароходом прибыл припрутся сюда, и местные придут вискарь бухать и с приехавшими болтать, бордельные девы с крайним напряжением сил будут трудиться, а за столик и не сядешь. А я вот не приду, завтра уезжать… с другой стороны и на пароходе можно отоспаться, у меня там одиночная каюта, что еще делать? Но на пароходе и бар есть, так что…

Тут Хадсон зашел в бар, явно не по служебной надобности, а как бы желая присоединиться к грядущему веселью. Увидел меня, подошел:

— Занял уже столик?

— Да я не планировал вроде бы…

— А чего ты тогда? — сначала как бы удивился он, но потом сказал: — А, ну да.

— Но вообще ты меня уговорил, — поспешил я успокоить его. — Занимай столик, я скоро буду.

— Может у стойки?

— У стойки затолкают сегодня.

Именно так. Будут пьяными сзади наваливаться и совать между нами грабли за стаканами. И орать в ухо, так что даже поговорить не дадут.

— Ну хорошо, займу. Надолго ты?

— Нет, вернусь скоро.

Сули уже исчезла в бордельных дверях, так что я пошел следом. Увидел ее в коридоре первого этажа, командующей что-то там горничным-азиаткам, которые синхронно кивали головами как китайские болванчики.

— Есть минутка? — подошел я к ней и изобразив до крайности деловой и озабоченный вид.

— Если только минутка.

— Давай к тебе.

В коридорах была суета, пахло чем-то мыльным и дешевыми духами. Труженицы секс-индустрии, одетые в вычурные пеньюары и халаты, стояли кучкой в маленькой гостиной, где подгулялые клиенты обычно их и выбирали. Гостиную тут звали «биржей», к слову.

Лестница на второй этаж была узкой и темной, ступеньки вымыты и надраены. На втором этаже было тише, здесь была вроде как «вип-зона», то есть не с поминутной оплатой, а можно и на ночь остаться, и работали здесь уже самые проверенные и надежные девицы. В конце коридора была дверь, отрезавшая от него две последние комнаты, и эта дверь запиралась на ключ. И в тех двух комнатах Сули как раз и жила.

За дверью она повернула налево, в комнату, которая служила ей и гостиной, и кабинетом, а направо, в спальню, я ее вести не стал, чтобы лишних подозрений не вызвать. То, что дела у меня особого свойства сули поняла лишь тогда, когда я уложил ее животом на стол и задрал подол. Белья она никогда не носила, так что сразу оказалась в непригодном для сопротивления положении и лишь успела обругать меня по-испански.

Увесистый письменный стол местной выделки покачивался и вздрагивал, чуть брякали карандаши в бронзовом стаканчике, Сули громко дышала и уже старалась изо всех сил, потому что это дело она любила, а я скосил глаза и вдруг увидел стоящий в углу небольшой черный кейс «пеликан», прочный и герметичный, который ну никак не вписывался в интерьер. Нет здесь таких кейсов, они из другого мира, у меня в магазине такие продавались. Хотел было даже в процессе спросить что это такое, но не стал — Сули от этого бесится и может даже забрыкаться. И тогда я перевел взгляд на две смуглые ягодицы внизу, перед собой, и кейс как-то забылся по ходу дела.

Доусон

Отправление парохода было ничуть не менее торжественным событием чем его прибытие. На причале собралась немалая толпа народу, большинство из которого отметило грядущий отъезд изо всех сил, судя по лицам, глазам и облаку перегара, висящему над толпой, некто в синем бушлате и фуражке-капитанке проверял билеты перед сходнями, по одному пропуская публику на борт.

Из Батлер-Крик в Доусон брали больше товара и меньше пассажиров в третий класс, потому как поселенцы ехали оттуда сюда, а не отсюда туда, а вот верхние две палубы заполнились целиком. Я оказался во втором классе, в каюте-одиночке, оказавшейся ненамного просторней обычного шкафа — нечто вроде купе в поезде, но только уже — шириной с койку и проход перед ней, ну еще и крошечный столик у иллюминатора имелся. Откидной. Правда, места под багаж под койкой хватало, у меня столько его и нет с собой, только сумка и рюкзак.