Последний танец вдвоем

Оглавление

– Я не знаю, с чего начать, – прошептала она.

Ее лицо расцветало, преображаясь счастьем. – Спроси еще о чем-нибудь.

– О! – Спайдер начал целовать ее с неистовством облегчения, с вдруг пришедшей уверенностью, открывая ее для себя. – Я прошу тебя, не беспокойся ни о чем. Мы вернемся назад и начнем сначала. Все как положено, как в добрые старые времена. Я попрошу тебя о свидании, заеду за тобой и повезу тебя куда-нибудь поужинать, а потом отвезу домой и спрошу, когда мы увидимся снова – может быть, вечером в субботу, а еще лучше прямо завтра. Я попрошу разрешения поцеловать на прощанье – вот так… и так… и так…

– Стоит ли начинать настолько издалека? – удалось шепнуть Билли между его жадными, мучительными поцелуями – поцелуями, о которых она мечтала так долго, что едва сознавала захватывающую дух реальность, едва верила, что это не сон. – Я прошла… слишком долгий путь… чтобы опять начинать со свиданий.

– Откуда хочешь… О, милая, я так люблю тебя, что просто не знаю, что делать. Давай поженимся! Давай, Билли! – умолял Спайдер, и его голос стал почти неузнаваем – от нетерпения. – В самом деле, зачем проходить всю эту промежуточную чепуху, если я точно знаю, что будет в конце? Для нас нет другого пути, кроме как пожениться. Милая, ну как тебе это объяснить?

– С тобой всегда так, Спайдер, – ответила Билли, заглядывая ему в глаза и смеясь откровенно счастливым смехом. Она осторожно ласкала его губы, взмывая под небеса на волне блаженства – чистого, как кристалл, мощного и цельного настолько, что она не боялась в него поверить. – Ты обладаешь замечательной способностью уговорить меня сделать что угодно, буквально все. Скажи, тебе не станет скучно, когда ты обнаружишь, что я всегда хочу того же самого, что и ты? Потому что если станет, то я могу и посопротивляться, хотя мне проще на все заранее ответить «да».

– Конечно, – согласился Спайдер, до глубины души обрадованный, но не ослепленный. – Правильно, Билли, «да» на все заранее. О, милая, что за день сегодня!…

Эпилог

Год спустя

«Есть много способов разбудить спящего мужчину так, что ему и в голову не придет, что он не сам проснулся, – думала Билли, лежа с широко открытыми глазами подле Спайдера на огромной кровати. – Можно начать яростно ворочаться, так что матрац превратится в бурное море; можно ненароком натянуть ему одеяло на нос, и он вынужден будет проснуться, чтобы глотнуть свежего воздуха; можно тихонько щекотать разные чувствительные места, можно даже вырвать волос из его головы – тогда его усилия остаться в бессознательном состоянии обречены. Или можно крикнуть ему прямо в ухо: «Бу!» – и прикинуться спящей как ни в чем не бывало, когда он очумело вскочит с постели…»

Но хорошо ли будить человека, который спит так сладко и глубоко? Спайдер, наверное, наслаждается сном в его глубочайшей фазе, в той фазе отдохновения, без которой – если человек лишен ее много ночей подряд – впадают в депрессию, сходят с ума, видят галлюцинации. И все-таки он слишком много спит, пока она тут всю ночь не может заснуть, ежечасно бегая в заставленную цветами ванную, проходя километры по огромной спальне, чтобы прекратились судороги в ногах, и снова и снова осторожно устраиваясь в постели в ожидании сна, который все не приходит. Не в силах заснуть, она широко раскрытыми глазами таращилась в темноту, гадая, сильно ли рассердится Спайдер, если решиться разбудить его и поведать сагу о ее бессонной ночи…

Впрочем, были и свои преимущества в бодрствовании рядом с ним, спящим. Хотя она не смотрела в бездонную голубизну его глаз, не слышала его голоса и не видела его сияющей улыбки язычника – во сне он весь принадлежал ей, и она непрестанно благодарила небеса за то, что делит с ним постель. В эти минуты можно было любить его до безумия, и она безумствовала – безумствовала всласть. Тайно от всего мира она разрешала себе погружаться в любовь без границ – состояние, которое, как она теперь поняла, не предназначено для посторонних глаз.

К сожалению, как Билли ни старалась, она так и не научилась искусству не погружаться в это безумие на людях, например, в офисе. Она то и дело замечала смешки, когда Спайдер вел какую-либо встречу, а она, зачарованно глядя на него, впадала в столбняк и не могла произнести ни единого осмысленного слова, когда спрашивали ее мнение. Хизер, самая интеллектуальная из шести сестер Спайдера, как-то сказала ей, что они двое являют собой классический пример оксоризма. Когда Билли открыла словарь, польщенная таким незаурядным комплиментом, но желая все-таки узнать, что это значит, она обнаружила цитату, иллюстрирующую употребление этого слова по отношению к женщине, – «дошедшая до состояния абсолютной глупости от любви к мужу». И другую, из Теннисона, – по отношению к мужчине: «князь, чья мужественность истаяла и превратилась в обыкновенную любовь к жене». Ну-ну… Если бы старый жеманник Теннисон был жив, она бы быстро и доходчиво разъяснила ему все насчет мужественности, а что до Хизер, так она наверняка не это имела в виду, а просто хотела продемонстрировать исключительную обширность своего словарного запаса.

«Брак с мужчиной, имеющим шестерых сестер _ это длящаяся череда открытий», – улыбалась про себя Билли. У Эллиса Айкхорна не было семьи, а у Вито если и была, то где-то далеко на Востоке, в Ривердейле, и ему даже не пришло в голову представить жену родителям. А родители Спайдера жили неподалеку, в Пасадене, четыре сестры – прямо в Лос-Анджелесе, а две другие – на расстоянии часа полета или нескольких часов езды на автомобиле от родительского дома. И встречались они часто. Билли теперь казалось удивительным, как она ухитрилась до замужества не узнать больше о семье Эллиотов – экспансивной, страшно добропорядочной, неудержимо говорливой и обожающей Спайдера с такой силой, что, казалось, еще немного – и был бы перебор. Единственный сын, единственный брат… естественно, для всех них он был центром вселенной. Ей казалось даже, что они едва ли не флиртовали с ним. «Слава богу, что я не могу ревновать мужа к его родным сестрам», – думала Билли. И все-таки иногда она опасалась, не существует ли еще одного редко употребляемого незнакомого ей слова, которое объясняло бы, почему, несмотря на счастье причастности к огромной любвеобильной семье – чувство, которого Билли раньше не знала и которого ей так недоставало до замужества, – она отнюдь не страдала, когда все они наконец разъезжались по домам и оставляли их со Слайдером вдвоем.