Из жизни единорогов

Оглавление

— Я не понимаю, почему этим делом занимается дама? — игриво спрашивает он у всей нашей компании.

— Ну, Стася у нас вообще мастерица. Она это дело любит, — пытается отшутиться Рита.

— Нет, я не понимаю, почему женщина работает, а мужчина смотрит! — продолжает хохмить сотрудник. — Не порядок, девочки.

— Не знаю, меня страшно возбуждает! — глубоким рокочущим голосом произносит Штерн.

Ох, зараза! Ляля хихикает. «А-а-а…» — понимающе говорит коллега, и присоединяется к толпе зрителей.

— Ебаный карась, — шепотом бранюсь я, потому что шуруп не желает вворачиваться.

— О, скажи это еще раз! — страстно вздыхает Штерн.

Хихикает уже не только Ляля, но и Рита.

— Так, я все понял, — подмигивая девочкам, говорит наш соглядатай. — Ну, что ж, не буду вам мешать.

И действительно уходит. Видимо, и вправду, много работы, раз на всякую ерунду времени нет.

— Шуруп вворачивается по часовой стрелке, — уже нормальным голосом говорит мой сожитель. — «По часовой» — это слева направо, в данном случае — от окна к стене.

— Вот нет, чтоб сразу сказать!

— Я не мог оторваться, — объясняет он с благостной улыбкой. — Мне, правда, страшно нравится на тебя смотреть.

Он настолько прекрасен в этот момент, что я тут же ему все прощаю. Когда оба шурупа ввинчены, он не торопясь поднимается, и мы вместе вешаем полку. Девочки нам чуть ли не рукоплещут, и по их восторженным взглядам, адресованным отнюдь не мне, я понимаю, что читатель Штерн сегодня получил индульгенцию с отпущением всех своих читательских прегрешений. Уложив инструмент, я отворачиваюсь от них и еще раз критически оглядываю полку. Тут меня крепко обнимают за плечи, и я слышу, как Штерн шепчет мне на ухо:

— Я в восторге.

— Вроде ровно, — говорю я.

— Ровно, — шепотом соглашается он, и тут я чувствую прикосновение его теплых губ у себя на виске. А потом я чувствую, как по всему телу прокатывается теплая волна от низа живота и обратно. О-го!.. это что-то новенькое… вот так живешь-живешь, думаешь, что уже привык к своему телу, а потом организм — раз, и совершает кульбит, и весь предыдущий опыт летит к чертям…

— Все, уходим, — и он выталкивает меня за дверь.

Пока я прощаюсь через порог с Ритой и Лялей, он успевает отойти в сторону, вставить в уши наушники, и превратиться в обычного погруженного в себя Штерна.

— А ну-ка стоять! — гаркаю я, перекрикивая Бетховена.

Он оборачивается ко мне с невинными глазами, выуживает из ушей свои затычки и ждет продолжения.

— Что это было? — спрашиваю я суровым шепотом, подойдя к нему почти вплотную.

— А что было?

— Вот это вот! То, что ты там устроил! С этими полу-объятьями, полу-поцелуями.

Он смотрит на меня все с тем же невинным интересом в глазах.

— Послушай, — шиплю я. — Если все это было только ради того, чтобы повеселить девочек и позлить меня, то я тебя очень прошу, не надо больше играть с такими вещами!

— Хорошо, — быстро соглашается он, и вставляет в уши наушники.

— Эй, ты вообще понял, о чем я?

— Да-да, я все понял. «Не надо играть такими вещами», — покладисто говорит он.

Ну вот и что с таким человеком делать?!

* * *

В какой-то из дней выяснилось, что нам нужно взять к себе на два дня кота. Это просьба научной руководительницы, ей нельзя отказать. Все это сообщается мне прямо на рабочем месте с каким-то покаянным выражением лица. Видимо, он сам не очень знает, как обходиться с домашними животными, и думает, что для всех остальных это тоже должно представлять психологическую проблему. Для меня единственной проблемой является моя аллергия, и я мысленно начинаю подсчитывать, хватит ли имеющихся у меня с собой денег на кларитин.

Кота зовут Питоша. Он большой, палевого цвета и больше похож на игрушечного медведя, чем на кота. Выражение морды у него при этом какое-то заинтересованно серьезное, поэтому обращаться к нему хочется по имени-отчеству. Питон Иваныч или Питон Яковлевич…

— Капитон Валерьяныч, — серьезным шепотом подсказывает Штерн. — Но мне сказали, что так нельзя.

— Почему?

— От него скрывают, что у него уменьшительное имя, — сообщает он мне на ухо.

Кот внимательно смотрит на нас круглыми карими глазами, крутит круглой головой. Потом выходит из котоноски и идет прямиком к Штерну. Ага, сразу понял, кто здесь хозяин.

— Питоша, не соблаговолите ли пройти со мной на кухню? — говорит тот самым серьезным голосом, и таки кот за ним следует.

Я лезу в рюкзак за кларитином, потому что из носа начинает конкретно течь. В этой ситуации вынужденного пребывания с животным под одной крышей я вижу для себя только один плюс. Если уж не удается притронуться к человеку, то может быть, мне хотя бы удастся погладить кота на его руках.

Но и этого, к сожалению, мне сделать не удается. Кот страшно интересуется Штерном. Он сидит посередине комнаты и безотрывно смотрит на то, как тот стучит по клавиатуре и тихонько качает головой в такт неслышной музыке. Иногда он водит носом из стороны в сторону, следя за тем, как раскачиваются над полом кисти штерновского халата. Пару раз подходит к нему, встает на задние лапы и, опираясь передними о его колено, тянется к нему носом. Штерн наклоняется к нему и серьезным тоном интересуется, что тот хочет ему сообщить, потом, видимо, вспоминая, что это кот, чешет двумя пальцами его за ухом. Кот трется об его руку, потом отходит на прежнюю позицию. Я хорошо понимаю Питошу, будь я котом, вероятно, делал бы то же самое. Надо быть очень самоуверенным существом, чтобы запрыгнуть на колени к гордому прекрасному Штерну, даже если этого очень хочется.