Принц шутов

Оглавление

И с этими словами он повернулся к троице широкой спиной и вышел. Я выдавил из себя виноватую улыбку и тоже попятился к выходу: инстинкт не позволял мне показывать им спину.

В темноте соседнего помещения найти Снорри оказалось нетрудно — он был самым крупным из всего, что там находилось.

— Что это вообще было? — зашипел я.

— Неприятности. Наемники. Полночи следили за нами.

— Из-за медальона?

— Надеюсь.

Он был прав: другие варианты, которые я мог представить, были похуже ограбления.

— Зачем им выдавать себя? Не понимаю.

— Потому что они не собираются действовать прямо сейчас. Может, они хотели нас спровоцировать, а если не получится — организовать нам пару бессонных ночей, чтобы вымотать наши нервы.

Я устроился рядом, отбросив вытянутую руку какого-то вонючего экземпляра и еще чьи-то ноги. Утром я продам алмаз и положу конец нашей нищете, заставляющей выбирать между вонью и блохами — и холодом и дождем. Я положил плащ под голову и устроился поудобнее.

— Ну, если они хотели припугнуть нас, у них получилось. — Я не отрывал глаз от арки, ведущей в бар, и от снующих туда-сюда теней. — Не спится мне, чтоб его! Я…

Меня прервал знакомый храп.

— Снорри? Снорри?

13

Прежде совесть меня ни разу не беспокоила, и оттого не знал я, чего от нее ожидать, и когда каждое утро на рассвете минуту-другую чей-то голос начал нашептывать мне, убеждая стать лучше, я решил, что потрясение, вызванное последними событиями, наконец-то пробудило во мне это чувство. У него было имя — Баракель. И он мне не нравился.

С момента моего резкого пробуждения в то утро и испуга при мысли о том, что я спал, а рядом, совсем рядом были Эдрис и его убийцы, и до того, как мы покинули город уже в лучах солнца, я оглядывался через плечо.

— Ты их всяко не пропустишь, — сказал Снорри.

— Да?

Я был бы не прочь пропустить и всю Рону. Хотя, возможно, теперь, когда кошелек мой был туго набит и снова звенел, этот народец мог сделать вид, что встречает заезжего принца с распростертыми объятиями.

— Их будет слишком много, спрятаться не смогут.

Голос Снорри дрожал из-за скачки — кобыла пустилась в галоп.

— Ты-то откуда знаешь?

Я испытывал раздражение. Не люблю, когда в открытую напоминают о неприятностях. Снорри предпочитал вытаскивать проблему на свет божий и разбираться с ней. Я же запихивал ее под ковер, пока неровности не делали перемещение невозможным, а тогда уже сам убирался куда подальше.

— Он был слишком уверен, этот Эдрис. Их наверняка не меньше дюжины.

— Вашу ж мать!

Дюжина! Я маленько пришпорил свою клячу. Мерина я назвал Роном в честь Рональдо Изумительного, чей проигранный спор со Снорри позволил финансировать начало нашего путешествия.

Мы довольно шустро выбрались из долины, распугивая овец, — те разбегались, словно пушистые волны. Следует заметить: как бы ни был уныл городишко Чами-Никс, в розовых лучах восходящего солнца его окрестности смотрелись очень здорово. По мере продвижения на север Рона течет уже среди холмов, которые сменяются горами, а те — высокими пиками. Из Чами-Никса видны белые вершины Аупов, горной цепи столь высокой и длинной, что она делит империю вернее ножа. Во многих отношениях империя всегда была разделена, но не мечом, а этими горами.

Час спустя, когда мы уже прилично поднялись и стало хорошо видно то, что лежит позади, я заметил погоню.

— Э, да там уже даже не дюжина!

Нам бы и дюжины хватило, и даже было бы многовато. Честно говоря, Эдриса, Дараба и Мигана уже хватило бы за глаза и за уши. Мой желудок скрутило в холодный узел. Я вспомнил перевал Арал. Трудно представить, чтобы разумный человек рассматривал перспективу быть вспоротым чьим-то острым ножом иначе, чем как пугающую. Я поймал себя на том, что разглядываю большие валуны на предмет возможности спрятаться за каким-то из них.

— Двадцать. И близко.

Снорри оглянулся и пришпорил Слейпнир. Он рассказывал мне, что носитель этого имени из языческих сказаний был восьминогим. Возможно, на таком оснащенном больше чем надо звере даже Снорри обогнал бы наших преследователей, впрочем, конь у него был вполне обычный, что сводило шансы к нулю.

— Может, если бы мы просто оставили медальон там…

Решимость моя исчезла секунды через три. Я мог покинуть Снорри и оторваться от погони, очень даже может быть, но Рон был не самым лучшим конем, а в горах легко сделать животину хромой, если погонять ее слишком настойчиво. А тогда уже придется разбираться с бандитами в одиночку — если, конечно, я переживу гибель Снорри, учитывая связывающую нас магию. Проще всего было оставить им медальон.

Снорри только рассмеялся, будто я пошутил.

— Одного надо оставить в живых. Интересно, кто натравил их на нас.

— А, да, конечно. — Псих мой спутник — конченый псих. — Попробую оставить мелкого на потом.

Снорри, похоже, был склонен к самообману относительно грядущих битв не меньше, чем я — относительно стоимости медальона. Возможно, это и есть смелость — такая разновидность самообмана. Если так, то все становится на свои места.

— Нам нужно удачное место, чтобы обороняться.

Снорри огляделся, будто место, где мы находились, было именно таким. Я же с уверенностью мог сказать, что удачных мест просто не бывает, причем вообще, но предпочел другую тактику.

— Надо бы забраться повыше. — Я показал на голые склоны над нами, где едва держалась чахлая травка и скалы поднимались к небу. — Придется оставить коней, причем не только нам, но и им, и то, что ты не умеешь ездить верхом, уже ни на что не повлияет.