Выбери любимый жанр
Оценить:

Ночь длинных ножей


Оглавление


34

— Они убили его. Теперь у меня никого нет. Не за кого бояться. Я один. Один… Мне нужно было убить их. Всех…

Особенно Хромого. Но не судьба… Если когда-то выйду, то убью.

— Откуда ты знаешь, что Хромой в районе?

— Шила в мешке не утаишь.

— Что ему здесь надо?

— Я эту сволочь отлично знаю. Он хочет слизнуть жирный навар. Иначе никогда бы не вернулся. В селе его люди были…

— Ты за ним туда пришел?

— Да. Я знал, что он появится в Даташ-юрте. И ждал его.

— Хотел одолеть их всех?

— Что смог — сделал бы… Но пришли вы.

— А чего после того, как мы ночью тут шорох навели, ноги не сделал? Что, не додумался, что зачистка будет?

— А, — махнул рукой Джамбулатов. — Думал, что отсижусь у Айзан. Вы же все пятьсот домов наизнанку не вывернете… Вам кто-то меня сдал?

Алейников пожал плечами.

— Сдали, — усмехнулся Джамбулатов. — Столько доброжелателей на свете, что и не знаешь, кому спасибо сказать.

— Не ломай голову.


Глава 13
СЛЕЗИНКА РЕБЕНКА


Все произошедшее осталось в памяти картинками — теми самыми, которые фиксировала не только память, но и зрачок надежной видеокамеры. В основном на пленку ложились женские лица. Мужчины всегда были на заднем плане, но Майкл ловил на себе их взгляды. Это были взгляды селян, которые смотрели на американца, как на пришельца с другой планеты. Или злые завистливые взгляды тех, для кого этот пришелец воплощает недостижимое благополучие загадочных, трудно поддающихся осмыслению мест, где у людей есть все, что пожелает душа, и где не надо бороться ежедневно за жизнь. Или же на него взирали с превосходством дикаря над слабым человечишкой, который размяк, изнежился в ласковых объятиях современной цивилизации. Но чаще всего это были просто взгляды рабовладельцев, которые опытным глазом прицениваются, на сколько в свободно конвертируемой валюте потянет этот товар, и от их внимания становилось особенно неуютно.

А еще были слова. Много слов. Женщины, как на заказ, попадались говорливые, напористые.

— Они борются с бандитами? Когда в нашем селе были бандиты, они нас успокаивали — пока мы здесь, вас бомбить не будут. И правда — как только бандиты ушли, русские начали бомбить. Моя бабушка пряталась в подвале! Они все заодно — бандиты и солдаты! Только солдат хуже!..

— У меня убили брата. Ему было пятнадцать лет. За что они убили моего брата? Только за то, что он верит в Аллаха… Да, да, его зарезали, а потом тащили, привязав к грузовику!..

— Они звери! Звери!!! Мы хотим жить свободно и достойно! А они хотят, чтобы мы вообще не жили! Если они убьют всех мужчин, с оружием в руках встанут женщины и дети!..

Ничего нового Майкл за свое путешествие не увидел. Ему постоянно демонстрировали увечных, пострадавших от бомбардировок людей. А еще женщин, потерявших кормильцев и оставшихся с детьми на руках. Он кивал, раздавал лекарства и старательно фиксировал все на видеопленку, которая станет или не станет — в зависимости от целей политиков — очередным козырем в играх с Россией.

Бесконечные причитания, гневные тирады, снова хмурые взоры мужчин. Раз за разом. День за днем.

— Ну как? Скажи, с чем сравнятся страдания моего народа с некоторой гордостью за эти страдания восклицал сопровождающий его переводчик, сменивший дорогой костюм на джинсы и рубашку защитного цвета.

И снова пыльная дорога, гудок машины, пытающейся разогнать стадо коров, перекрывающих дорогу. Зной. Пыль. И сладостная мечта о белоснежной ванной и бьющей тугими струями воде… И опять разговоры, значок идущей видеозаписи на жидкокристаллическом дисплее миниатюрной видеокамеры «Сони».

— У меня умерло двое детей… У меня не было лекарств… Моего мужа расстреляли солдаты на моих глазах…

Кто разберет — где правда, где ложь? Но ведь это и не так важно. Нет никакой разницы между правдой и ложью. Любая правда меняет свой облик в зависимости от обстоятельств. Любая ложь может казаться правдоподобнее правды. Майклу не надо объяснять, насколько все в мире относительно. Незыблемыми являются лишь цели для людей, знающих, чего они хотят.

Снова дорога. Неприметная «Нива» — некомфортабельная, без кондиционера и приличествующих удобств, но достаточно живучая, созданная как раз для дорог, которые и дорогами можно назвать с натяжкой, меряет колесами щебень, асфальт, а то и просто пробирается через заросли, рискуя налететь на мину или на войсковой наряд.

Запас прочности у человека не беспределен. Майкл знал, что нельзя пропускать все, что видишь и чувствуешь, через себя. Нельзя все время думать о плохом, снова и снова перебирая в голове опасности, которые поджидают путника на нелегком пути, — иначе быстро свихнешься, да и сердце уже покалывает, а иногда начинает ухать в груди молотом. Не стоит думать и о хорошем — тогда не выдержишь долгого пути, настолько захочется окунуться в беломраморную ванну, вернуться в асфальтовую страну бензоколонок, супермаркетов и вежливых копов. Нельзя обращать внимание на время и думать, сколько его остается до конца поездки, — тогда время начинает течь медленно и вязко, будто испытывая нервы на прочность. Лучше всего погрузиться в вязкую отрешенность и просто отстраненно мерить мили за милями, часы за часами, войдя в какой-то изначальный ритм бессмысленности и бесполезности, присущий, на взгляд Майкла, всей этой земле, да и вообще, наверное, всему миру.

Машина подскакивает на ухабах. Переводчик уже замучил его рассуждениями о великом будущем свободной Ичкерии — с его слов получалось, что это будет земной рай.

— Первый и, всеми любимый наш президент Джохар Дудаев говорил: «Чеченскому народу демократия дана свыше, она выше всех среди степей или гор». Мы построим справедливый мир.

3

Жанры

Деловая литература

Детективы и Триллеры

Документальная литература

Дом и семья

Драматургия

Искусство, Дизайн

Литература для детей

Любовные романы

Наука, Образование

Поэзия

Приключения

Проза

Прочее

Религия, духовность, эзотерика

Справочная литература

Старинное

Фантастика

Фольклор

Юмор