Лицо в темноте

• Предыдущая
• 97/142
• Следующая

Дрю представил их себе в каком-нибудь дорогом гостиничном номере на широкой кровати и чуть не засмеялся. Кессельринг был бы очень разочарован, обнаружив, что от малышки Эммы в постели нет никакого толка. Но Кессельрингу не представится такой возможности. Никто еще не обманывал Дрю Латимера, и сейчас он даст ей это понять.

Когда лимузин остановился, Эмма почти засыпала. Вздохнув, она положила голову на плечо мужа, и они вошли в прихожую.

— Я чувствую себя так, будто не спала всю ночь. И эта ночь кажется сном. Я не дождусь отзывов. Наверное, я…

Он ударил ее. Так сильно, что Эмма скатилась по двум ступеням в гостиную и, застонав, прижала руку к лицу.

— Дрю!

— Сука. Лживая похотливая сука!

— Дрю, не надо. Пожалуйста. Что я сделала? Он схватил ее за волосы и ударил по щеке.

— Сама знаешь. Шлюха! — рявкнул он, с силой опуская на ее грудь кулак. Эмма, обмякнув, сползла на пол. — Всю ночь я вынужден был торчать там, улыбаться, притворяться, что мне нравятся твои дурацкие картинки. Ты думаешь, кто-нибудь пришел из-за них? — Он потянул ее за плечи вверх, оставляя на теле красные следы ногтей. — Ты думаешь, что нужна хоть кому-то? Люди пришли взглянуть на дочь Брайана Макавоя. На жену Дрю Латимера. А ты ничто.

Дрю швырнул ее на пол.

— О господи, пожалуйста, не бей меня больше.

— Не указывай, что мне делать. — Чтобы усилить впечатление, он лягнул ее по ребрам, но, промахнувшись, больно ударил по бедру. — Думаешь, ты очень умная, необыкновенная? Я единственный, кого хотят видеть люди. И единственный, кто здесь командует. Запомни это.

— Да. — Эмма попыталась свернуться клубком, моля бога, чтобы Дрю оставил ее в покое, пока не пройдет боль. — Да, я запомню.

— Майкл пришел, чтобы встретиться с тобой? — Он опять схватил ее за волосы и перевернул на спину.

— Майкл? — Эмма покачала головой. Внутри у нее волнами накатывала боль. — Нет. Нет.

— Не лги. — На нее снова посыпались удары, и она перестала что бы то ни было чувствовать, — Все подстроили, да? «О, Дрю, я так устала. Я ложусь спать». А потом ускользнула бы к нему. Так?

Эмма покачала головой, но он снова ударил ее.

— Собиралась потрахаться с ним? Признавайся!

— Да.

— Вот почему ты надела это платье. Хотела показать свои ноги и бесполезные маленькие сиськи. — (Она вспомнила, что Дрю, кажется, сам выбрал это платье, однако уже не была уверена.) — Ты его облапала и позволила ему лапать себя на глазах у всех. Ты хотела его?

Эмма кивнула. Она прижимала к себе Майкла. На какое-то мгновение, когда он прикасался к ней, она что-то ощутила. Что именно, она вспомнить не могла. Она ничего не могла вспомнить.

— Больше не станешь встречаться с ним, да?

— Да.

— Никогда?

— Да, я не буду встречаться с ним.

— И никогда не наденешь это платье шлюхи. — Схватив за ворот, Дрю разорвал его до талии. — Ты заслуживаешь наказания, Эмма. Заслуживаешь?

— Да.

Сознание покидало Эмму, потом возвращалось. Она пролила мамины духи. Она не должна трогать маминых вещей. Она противная девчонка и должна быть наказана.

— Это для твоего же блага.

Она не кричала до тех пор, пока Дрю не ударил ее кулаком в живот и не начал хлестать своим ремнем. Эмма потеряла сознание задолго до того, как он остановился.

Глава 32

Дрю больше не просил прощения. В этом не было необходимости. Десять дней Эмма пролежала в постели, и все десять дней он твердил, что она сама виновата, объясняя снова и снова, что действовал исключительно в ее интересах.

Она ведь думала только о себе, не так ли, когда столько недель готовилась к выставке? Она ночь за ночью оставляла мужа одного, а затем насмехалась над их браком, публично флиртуя с другим мужчиной.

Она вынудила наказать ее, заслужила это и виновата сама.

Хотя несколько дней после выставки телефон звонил не переставая, Эмма ни с кем не разговаривала. Дрю прикладывал лед к ее распухшим губам, кормил бульоном, давал обезболивающие таблетки, чтобы она могла спать.

Потом он сказал, что все звонят лишь для того, чтобы пообщаться с ним. А им необходимо побыть вдвоем, заняться семьей, сделать наконец ребенка.

Она же хочет иметь семью, не так ли? Хочет быть счастливой, хочет, чтобы о ней заботились? Если бы она не отдавала столько времени работе, она уже давно бы забеременела. Разве не этого она хочет?

И когда Дрю так спрашивал, постоянно сверля вопросами, Эмма соглашалась. Но ее согласия всегда было недостаточно.

Она проснулась в темноте, разбуженная музыкой. «Это сон», — убеждала она себя, кутаясь в одеяло и силясь проснуться. Однако даже открыв глаза, Эмма продолжала слышать песню, которую пел давно умерший человек. Дрожащими пальцами, она потянулась к выключателю ночника, щелкала, щелкала и щелкала им, но свет не зажигался, не разгонял тьму.

Музыка становилась все громче, Эмма зажала уши руками и все равно слышала ее, дрожащую, пульсирующую, пока музыка не потонула в ее крике.

— Ну, Эмма, все хорошо. — Дрю гладил ее по голове. — Опять кошмар? Пора бы вырасти из кошмаров.

Эмма вцепилась в него, спасителя, единственную прочную веревку, способную вытащить ее из моря страха и безумия.

— Это было не во сне. Я слышала песню… которая звучала ночью, когда убили Даррена.

— Никакой музыки не было.

Дрю незаметно положил на столик пульт стереокомплекса.

«Хороший урок», — думал он, прижимая к себе дрожащую жену. Хороший способ держать ее в зависимости и повиновении.

— Я слышала ее, — всхлипывала Эмма. — И свет не зажигался.

— Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться темноты, — ласково произнес он, втыкая вилку ночника в розетку и Щелкая выключателем. — Так лучше?

• Предыдущая
• 97/142
• Следующая