Девушка из дома на набережной

Оглавление

Лара поняла, что тот аборт был её ошибкой. Возможно, самой главной ошибкой в жизни. Ошибкой, которая повлекла за собой все последующие. От осознания этого на душе становилось всё тяжелее. Если бы можно было изменить прошлое, она бы не стала слушать мать.

У себя на вилле, в полном одиночестве, Лара как будто получила возможность поговорить со своим внутренним «я». Она вспоминала своё прошлое. Вытаскивала из памяти воспоминания, которые, казалось, похоронила навсегда. Но воспоминания были живы и, как старые, не стертые файлы в компьютере, восстановлены.

Лара анализировала свои ошибки и приходила к выводу, что во многом, очень во многом виновата сама. И с этим предстояло жить – прощения у прошлого не просят.

Глава 7

Лара как будто не замечала, что утро сменяется днём, а день – вечером, вечер – ночью, что почти весь февраль шли проливные дожди. Все внешнее стало недоступным.

Она много читала, без разбора брала книги с полок, а иногда могла сидеть с книгой, раскрытой на одной и той же странице, несколько часов, перечитывая её, но тут же забывая, о чём.

Книги были частыми спутниками Лары. Иногда единственными друзьями, с которыми хотелось общаться вживую, были герои романов.

Сидя во мгле одиночества, Лара долго смотрела в далёкую и глубинную пустоту чёрного цвета моря, на котором плескались обрывками пятна отражающейся луны.

Оборачивалась – и взгляд задерживался на стеллажах белого цвета, заполненных книгами. Ночью они, разбросанные по полкам, казались одной большой неровной стеной.

Как часто в эти дни Лара вставала с кресла, бросив мягкий, пропахший цветами, табаком и морем плед. Упав на кресло, плед медленно съезжал, словно хотел уцепиться за возможные плетёные изъяны. Но таких не было. Плед падал на холодный, выложенный разноцветной, кое-где потрескавшейся мозаикой пол. Плед напоминал Ларе самоё себя: её тоже кто-то равнодушно бросил, она пыталась зацепиться хоть за что-то, но не могла. Протянутой извне руки не было.

Книги стояли вперемешку. Часто Лара хотела навести здесь порядок и расставить всё в строго алфавитном порядке, но просить Элду, не понимающую русского языка, было бессмысленно. Так они и оставались хаотично стоять на полках, меняя иногда своё местопребывание.

Читать здесь любили, как любили вообще всё, что относилось к искусству. Ларина вилла представляла собой подобие знаменитых салонов девятнадцатого века. Здесь, конечно, не было такой изысканности и аристократизма, как в салонах Голицыной, Олениной, бывших в своё время храмами красоты, изящного искусства и талантов хозяек. Сюда не заезжали, оставляя визитки в прихожей, знаменитые дипломаты и политики. Но были свой шарм и та же роскошь богемной атмосферы.

К Ларе в гости приезжали со всего света её друзья, коллеги и знакомые. Она любила устраивать закрытые ужины, приглашая кого-то из своих знаменитых друзей: здесь играли на рояле, стоявшем в отдельной большой зале, читали новые, только что написанные сценарии к фильмам, иногда и сами гости включались в действие, разыгрывая новую историю по ролям, пели песни, вспоминали прошлое, заглядывали в будущее и просто наслаждались времяпрепровождением, похожим на приторное карамельное крем-брюле.

Иногда Лара запиралась от всех, когда на виллу приезжал Стас. Они почти никуда не выезжали, проводя всё время на вилле: нежились на солнце возле бассейна, пили бесчисленное количество коктейлей «мохито», «сангрию» и шампанское. Элда, чей график сразу же сдвигался (если в обычные дни она приходила к восьми, то во время пребывания Стаса Лара просила её появляться не раньше двенадцати), готовила им обед, накрывая стол на террасе под тентом. Также она готовила им ужин, если они решали не выезжать вечером в город.

Стас приезжал ненадолго, максимум на два-три дня. Но и это казалось Ларе вечностью, долгим, непреходящим сном. А когда уезжал, всё обрывалось. После себя Стас оставлял какой-то очередной изящный подарок в виде браслета, броши, колье или серёг – и ощущение пустоты в душе.

Лара металась по вилле, не замечая, что оставляет повсюду осколки разбитой посуды, пятна пролитого кофе и вина, разбросанные окурки и собственные слёзы. Всё сразу же замирало: переставал работать DVD-проигрыватель, диски заедало в музыкальном центре, который тут же хотелось разбить, казалась пресной и невкусной еда, а солнце затягивали тучи, и шли дожди.

Но сейчас всё было другим: Лара замечала жизнь вокруг себя, но не замечала себя в ней. Ей казалось, что кто-то одним взмахом пера вычеркнул её имя из списка живых. И Лара с этим согласилась.

После многих дней затворничества Лара вышла из дома. Уже была середина марта – когда в Италии солнце начинает снова набирать силы для будущего лета, когда в воздухе пахнет свежими, нарождающимися апельсинами, море перестает быть независимо-холодным, шумным – и постепенно притягивает к себе человека.

Лара выехала из города, свернув на главную дорогу-серпантин. А там дальше, поворот за поворотом, всё ближе и ближе к морю. В дороге Лару не раз посещала идея: а что, если вот именно сейчас отпустить руль, вдавить педаль газа в пол – и вот он, бесконечный полёт в никуда. Но боязнь ещё большего одиночества удерживала. Ведь кто ждёт её там? Отец, которого она не помнит? Родственники? Она потеряется там, среди толпы незнакомых людей так же, как здесь, на земле.

Возвращаясь вечером домой по центральной улице города, она снова услышала знакомые звуки гитары и тот самый тоскливо обречённый голос.