Белые боги Конго

Оглавление

— Почему? Разве тебя не было в классе?

Где-то сзади начали хихикать. Шенг стоял, опустив голову.

— Желудь, — сказал он первое, что пришло в голову. Хихикание за спиной Шенга перешло в хохот. Учитель Сен тоже улыбнулся.

— Да… Действительно, что может быть проще желудя!

Внезапно улыбка исчезла с его лица и он строго сказал:

— Раз это по-твоему простой однородный предмет, может быть, ты его сейчас нам овеществишь?

Шенг переступил с ноги на ногу, вытер вспотевшую ладонь о собственные штаны, затем выпрямился, и, сжав правую руку в кулак и выставив ее перед собой, приступил к овеществлению. Как это делается, он представлял себе смутно, и по этому просто подражал своему старшему брату Фаю, ныне Созерцающему Тонкости в Школе-под-Горой. Замерев в позаимствованной у Фая позе, Шенг начал думать, какой же он, этот желудь, который надо будет сейчас предявить учителю. Маленький, зеленый, с забавной шапочкой, очень похожей на берет учителя Сена. По идее, желанный желудь должен был появиться в сжатом кулаке и избавить Шенга от свалившихся на него неприятностей. Но ничего не происходило, рука начинала потеть, а стихшее было хихикание становилось все громче. Шенг зажмурился изо всех сил и начал лихорадочно соображать. Желудь, мне нужен обычный желудь. Маленький, мокрый от осеннего дождя, и холодный. Таких сейчас полно там, за окном. Мокрых и холодных, упругих и гладких. В шапочке. Шапочка шершавая, а острый хвостик колет мизинец. Вроде что-то есть в кулаке, или это только кажется?

— И где же наш желудь?

От этих слов учителя Шенг дернулся, и мысли его понеслись безудержно вскачь. Желудь. Он там, я здесь. Холодный, как эта осень, осень Седьмого года Дракона. Мокрый, из-за дождя. С шапочкой, как у учителя Сена. Учитель Сен-желудь. Смешно. То есть это я желудь, а учитель Сен уже дуб. Большой, мощный дуб с широкой кроной, выше Школы-под-Горой, а могучие корни уходят глубоко в землю, глубоко-глубоко, и там переплетаются с корнями Горы. А я Шенг, и на мне не жесткая зеленая кожура, а мягкая курточка, мне ее мама связала из шерсти Ори, нашей овцы.

Шенг с трудом разлепил глаза. Что-то темное рванулось к потолку, раздался грохот, откуда-то сверху полетели щепки. Все с визгом бросились к выходу, в дверях возник затор, сверху еще раз грохнуло, затор прорвало, и Шенга вынесло из Школы-под-Горой на лужайку перед входом. Из Школы-под-Горой валила толпа, Зубрящие, Постигающие и Созерцающие со своими учителями выбегали на газон и, развернувшись, замирали. Над крышей Школы-под-горой, прямо из нее, рос большой, мощный дуб с широкой кроной, ярко-желтая листва его тихо шелестела под мелким моросящим дождем. Шенг шмыгнул носом и крепче сжал кулак. В кулаке был зажат вовсе не желудь, а берет учителя Сена.

Да, что может быть проще желудя?

Кровная виртуальность (Истребители киберов)

Один день из жизни солдат будущего.

Утро началось с того, что рядового Шмалева, отошедшего по малой нужде к кустам, попытался сожрать какой-то кибер на гусеничном ходу, новой, неизвестной модели. Кибер был с полметра в холке, около двух метров в длину, густо покрыт камуфлирующими разводами трех цветов и прятался в кустах неизвестно сколько времени. Сначала он шандарахнул заоравшего Шмалева электрическим разрядом в интимное место, а затем попытался заглотать упавшего бойца, открыв диафрагму в торце и выдвинув транспортерную ленту. Кибер урчал электромоторами, шипел гидравликой, пытаясь затащить отбивающегося и матерящегося во все горло Шмалева двумя телескопическими манипуляторами на ленту транспортера. Эта вспышка и последовавшая за ней возня и разбудила гвардейский отдельный особого назначения седьмой ИК-батальон, вернее его остатки живой силы. Остатки кибернетических сил ИК-батальона никогда не спали, пока им, остаткам, не отключали питание. Изрядно потрепанный в последних боях батальон начал просыпаться, расползаясь вначале по кустам, а затем собираясь у палатки капитана в ожидании своей порции синтетической похлебки. Шмалев все это время мужественно боролся за свою жизнь и достоинство — хитроумный кибер, выдвинув еще пару манипуляторов, принялся сдирать с несчастного рядового штаны, то ли решив взять их в плен, то ли здраво рассудив, что Шмалеву будет трудно вести борьбу на два фронта. Шмалев пыхтел, кряхтел, но не сдавался, как и положено гвардейцу. Из палатки вышел капитан Иванов с термосом в правой руке. В левой он держал шесть герметических упаковок с одноразовыми стаканами.

— Прапорщик Грицько! — хмуро скомандывал капитан.

— Я! — бодро ответил Грицько, принимая стойку смирно, насколько это было возможно.

— Раздайте емкости для приема пищи личному составу.

— Есть!

Прапорщик выхватил у командира стопку стаканов, один тут же вернул ему, следующий вручил лейтенанту Павленко, затем стаканы получили старший сержант Зверев и рядовой Опанасенко. Прапорщик недоуменно посмотрел на два оставшихся стакана.

— Рядовой Шмалев! — осенило Грицько.

— Я! — Шмалев вытянулся по стойке смирно, лежа на земле, и подлый кибер, воспользовавшись ситуацией, до половины втянул жертву себе в брюхо. Шмалев взвыл и принялся колотить кулаками по титановой броне своего вероломного врага.

— Стать в строй! — скомандовал прапорщик.

— Не могу-у-у! — завыл Шмалев. Прапорщик Грицько нахмурился, передал стаканы Звереву, и направился к месту схватки, на ходу вытягивая из кожанных ножен основное оружие ИК-бойцов — керамическую отвертку полуметровой длины.

— Отставить! — скомандовал Грицько то ли вражескому киберу, то ли уже отчаявшемуся Шмалеву. Никто не отреагировал на этот несколько неожиданный приказ. Кибер пытался втянуть Шмалева поглубже, Шмалев же, уцепишись обеими руками за один из манипуляторов кибера, тихо выл. Прапорщик Грицько моментально оценил обстановку, взвесил все обстоятельства, принял правильное решение, и отточенным движением профессионала всадил свое оружие между титановых пластин монстра, как раз над блоком питания. Искры водопадом окатили прапорщика, кибер дернулся, взревел и попытался переключиться на дублирующую систему питания, но Грицько, содрав пластину, вытащил литиевый аккумулятор и подключил его снова, предварительно поменяв полярность. Кибер дернулся в последний раз и затих, и в наступившей тишине стало слышно, как Шмалев тихо воет довольно красивым и приятным голосом.