Только свои

Оглавление

Как только он это сказал, неожиданно погас свет. Я забыл сообщить, что резиденция моего отца находилась в аристократическом районе Лондона – в Белгравии. И там не так-то часто отключали свет, а если точнее, то и вовсе до этих пор ничего подобного не было. Если бы не горящие свечи на столе, мы вообще ничего не видели бы. Где-то на кухне разбилась тарелка, там, очевидно, не было свечей. Воронин, настоящий дипломат, сразу же нашелся:

– Ну вот видите. Я же говорю, что нельзя во всем полагаться на этих европейцев.

– Что случилось? – заволновалась моя мать.

– Сейчас посмотрю, – успокоил ее отец.

Он поднялся со стула. И я встал следом.

– Сиди, – махнул рукой отец, – я сам посмотрю.

Рахима дернула меня за руку. Я думал, что дома она наверняка вспомнит мою попытку помочь отцу и начнет попрекать за инфантильность. Как она мне надоела!

Отец взял подсвечник с горящей свечой и вышел из столовой. При свечах обстановка абсолютно романтическая. Я посмотрел на Елену Сушко и представил, что было бы, если бы свечи на остальных двух подсвечниках тоже погасли. Может, мне удалось бы тогда ее поцеловать? Но тут же себя одернул: «Какие сумасшедшие мысли лезут мне в голову!» Дочь казахского посла засмеялась, ей было весело. Воронин о чем-то негромко говорил с ее отцом. И в этот момент раздался крик моего отца.

Глава 4

Не могу сказать, чтобы когда-нибудь до этого я слышал, как он кричит. Хотя нет, один раз слышал. Однажды отец так же крикнул, когда мы с сестрой залезли на каменные перила балкона в Москве, в квартире его знакомых. Точнее, крикнул он не тогда. Сначала он спокойно попросил нас спуститься оттуда и, не мигая, смотрел, как мы с сестрой это делали. И только когда мы оказались на балконе в безопасности, громко позвал нашу мать. И этот нервный крик был единственным срывом моего отца за всю жизнь. Но вот сейчас он снова крикнул. Я бросился в его кабинет. Что бы там ни случилось, я был обязан ему помочь. Таким образом, я первым вбежал в кабинет. Или мне казалось, что я был первым. Ведь ничего не было видно. По дороге я опрокинул какой-то стул или кресло, но мне было не до этого. На улице шел дождь, но вокруг дома было достаточно светло. И если в столовой горели свечи, то здесь подсвечник, который отец взял с собой, лежал на полу, свеча в нем погасла. Следом за мной в кабинет вбежали казахский посол Ташенов и Салим Мухтаров.

Отец повернулся к нам. Даже при свете уличного освещения было заметно растерянное выражение его лица. Подняв правую руку, он показал в сторону сада и крикнул нам:

– Этот негодяй побежал туда!

Я, не раздумывая, бросился к окну. Нужно отдать должное отцу, он попытался меня удержать. Даже крикнул, чтобы я не смел прыгать вниз. Но я обернулся и при разряде молнии увидел, что левый рукав его пиджака разорван, а на руке отца – кровь. Этого было достаточно, чтобы я пришел в ярость. Кто-то осмелился ворваться в дом и ранить моего отца. Взлетев на подоконник, я бросился вниз, благо от земли было совсем не высоко – не более метра. Выпрыгнув, успел отметить, что кусты рядом с окном уже смяты. И еще увидел четко отпечатавшиеся на мокром газоне следы. Я бросился к ограде, куда они вели. Кто бы ни был этот человек, он ответит мне за то, что напал на отца!

У ограды никого не было, зато кто-то уже успел выскочить из входной двери дома и бежал мне на помощь. Присмотревшись, я узнал водителя отца.

– Вы никого не видели? – крикнул я ему.

– Никого, – отозвался он.

– Вернись домой, Ильгар! – крикнул из окна отец.

– Мы посмотрим вокруг дома, – закричал я в ответ.

Вместе с водителем я осмотрел ограду. Было заметно, что на ней тоже остались чьи-то грязные следы, да и трава вокруг была смята. Ограда оказалась не такой высокой, как вы могли бы подумать, в Англии вообще не принято сооружать высоких ограждений, кроме как вокруг Букингемского дворца. Если сбежавший негодяй был высокого роста, он мог спокойно ее перешагнуть, а коротышка – перепрыгнуть.

Дождь быстро смывал все следы. Мы повернули к дому. В дверях меня ждала мать. Конечно, я заметил отсутствие Рахимы. Похоже, мою молодую жену не очень-то волновало, куда и за кем я побежал. Меня могли убить, но ей это было безразлично. Я вернулся в дом. И как раз в это время включилось освещение. Вернее, его включил повар, нашедший с помощью зажигалки нужный рубильник. К этому моменту стало ясно, что мой отец легко ранен. Напавший на него тип нанес каким-то острым предметом удар в его левую руку.

Мать принесла нужную мазь, достала пластырь, все суетились вокруг нее и отца. Лишь моя жена стояла чуть в стороне, словно ее это не касалось. Нужно было видеть ее недовольное лицо! Воронин предложил немедленно вызвать полицию, но мой отец, морщась от боли, категорически отказался. Мы все его понимали. Скандал в резиденции посла мог выплеснуться на страницы британских таблоидов. Вечер был бесповоротно испорчен.

– Кто это мог быть? – задал вопрос Ташенов. – Как это все случилось?

– Я проходил мимо кабинета, – пояснил отец, – и, услышав там какой-то шум, очень удивился. Из обслуживающего персонала там никого не должно было быть, а мой водитель никогда не входит в кабинет. Тогда, держа в руках подсвечник, я открыл туда дверь, и вдруг чья-то тень метнулась ко мне. Свеча погасла, а я почувствовал острую боль в левой руке. Я закричал, а тень метнулась к окну, и я услышал, как кто-то выпрыгнул в сад.

– У вас ничего не пропало? – поинтересовался Воронин.

– Не знаю. Я не успел ничего увидеть. Свеча погасла, я остался в полной тьме. Потом в кабинет ворвался мой сын и тоже бросился к окну…