|
Оценить:
|
Чувство Магдалины
2
– Хм… Святое, как я понял, это когда каждый год приезжаешь. А не раз в пятилетку, да и то с трудом…
– А раньше и ездили каждый год, – вздохнув, заглянул в свою кружку Антон. Но пить не стал, отодвинул от себя брезгливо. И добавил тихо: – Да, Лео, так и было. Как бы ни были заняты, собирались вместе и ехали. Неужели не помнишь?
– Да помню, помню…
– А чего тогда задаешь свои дурацкие вопросы? Или у тебя других не бывает?
Лео улыбнулся светло, необидчиво, слегка пожал плечами. Потом положил голову на спинку скамьи, прикрыл веками глаза и будто отстранился от братьев. Провел границу водораздела – вы там, а я здесь, я сам по себе…
Он и впрямь не был похож ни на Антона, ни на Платона, что было довольно странно – как ни крути, а все же родные братья. Во всем его облике присутствовала некоторая расхлябанность, или расслабленность, счастливое ко всему равнодушие и свобода. Длинные выгоревшие на солнце волосы были собраны на затылке в пучок, линялая черная майка ловко облегала худое мускулистое тело, длинные поджарые ноги были свободно вытянуты под столом, руки спокойно лежали на спинке скамьи – со стороны казалось, будто Лео стремится обнять братьев, поделиться с ними своей расслабленностью. Или расхлябанностью, свободной и равнодушной.
Молчали долго, слушали, как резвится жаркий ветер в камышах. Их буйные заросли начинались в десяти шагах от каменной невысокой ограды, и в такой ветреный зной камышовое царство особенно напоминало о своем близком присутствии – казалось, это не просто шорохи, а чье-то тихое, совсем незлобное, но очень усталое ворчание.
Вышел из дома дед Иван, потер ладонями заспанное лицо. Вздохнул, потом долго смотрел на внуков, устроившихся под навесом.
– Дед, иди сюда, не стой на солнцепеке! Голова заболит! – позвал Платон и даже подвинулся слегка на скамье, хотя места за большим столом было с избытком.
– Так она и без того болит. Хоть на солнце, хоть без солнца… – вяло проговорил дед, медленно шагая к навесу.
Сел на скамью, сложил на столе в узел коричневые сухие ладони, поднял вверх подернутые влагой глаза:
– Должно, гроза к вечеру будет. Ишь, как ветер в камышах гуляет! Даже спать не дает… Я только-только вздремнул, даже сон хороший увидел, но эти разбойники разве дадут поспать!
– Кто разбойники? Камыши? – без тени улыбки спросил Лео.
– Ну так… Я ж говорю. Так разрослись, скоро к дому вплотную подойдут.
– И что? – насмешливо спросил Антон. – Силой захватят, экспроприируют твою частную собственность, дед?
– Да не эско… не эспро… Фу-ты, леший, Антоха! Нет, чтобы нормальным словом сказать!
– Каким, например? Отожмут? Стырят? Сожрут?
– Да не… Не отожмут, не стырят и не сожрут. Не боись, Антоха. Мы с ними в дружбе живем, с камышами-то. И вообще, это место такое… Особенное. Здесь и впрямь камыши хозяева, это мы у них на постое, а не они у нас. Так и живем в постоянном согласии – люди да камыши. Я сколько себя помню, столько эти камышовые заросли помню. А может, я родился в камышах, кто знает.
– Хм! Да ты у нас поэт, дед Иван! – с интересом глянул на деда Лео.
– Да ладно, скажешь тоже… – отмахнулся недовольно дед. – Куда мне такое баловство, на хлеб его не намажешь. Это ты у нас из этих обормотов, Леонка, а я так, лепечу иногда, что в старую башку взбредет. Как, бишь, эта стая бездельников да обормотов называется, я забыл?
– Эта стая зовется богемой, дед… – с тихим удовольствием подсказал Антон, ухмыльнувшись.
– Во-во. И Леонка у нас богема, стало быть. Ага.
– Да какая я богема, дед… Может, и богема, конечно, только несостоявшаяся. Что может быть хуже несостоявшихся богемных притязаний, правда?
Дед моргнул, не зная, что ответить. Да и вопрос от Лео вовсе не деду предназначался. И вообще – что за дурацкий вопрос? Повис в воздухе и словно вживую наслаждался напряженной неловкостью на лицах братьев. Вот Платон задумчиво поднес к губам полную кружку пива, вот Антон поморщился, отмахнувшись ладонью от навязчивого запаха воблы. Но ни пиво, ни запах воблы не могли перебить этого незадачливого напряжения, потому что вопрос прозвучал вполне конкретно – правда или неправда, и что может быть хуже… Но как на него ответишь? Вроде люди интеллигентные за столом собрались… Да, лучше промолчать, и тогда неловкость сама собой рассосется…
И деду эта пауза нелегко далась. Он явно почувствовал, что стоит за этим неловким молчанием, и тяжело вздохнул.
Нет, а чего еще он мог сделать? Только вздыхать. Глядеть на внуков, думать свою думу и утешать себя – мол, что получилось из них, то получилось. Хотя, чего бога гневить? Не абы какие мужики образовались, каждый при своем ремесле. Антоха – бизнесмен, дома строит, контора у него большая, людей в подчинении много. Нервишками, правда, слабоват, психованный стал в последнее время… Ну, да это ничего, отдохнет, поправится. Платон тоже в своем адвокатском ремесле далеко рванул и тоже контору свою держит, деньжищи, говорят, лопатой гребет. И жёны у Антона с Платоном какие-никакие есть… Правда, гордые шибко, сюда, в Камыши, их калачом не заманишь. Отпускают иногда своих мужиков деда навестить – и на том спасибо. А вот Леонка… Леонка подкачал, конечно. Не ту профессию выбрал. Да и что это за профессия – художник? И ведь столько денег в него вбухано, столько материных и его, деда, нервов… То ему мастерская нужна, то поездки черт знает куда, по разным странам… Все вдохновение ищет, бедолага. Кто бы знал, где это вдохновение обитает… Его же за деньги не купишь, нахрапом не возьмешь, вот и мается парень в поисках. И ладно бы хоть семья была, а то ведь и семью создать не удосужился! Живет один, девок меняет как перчатки. А эти девки его! Это ж отдельная песня! То в одну сторону его качнет, то в другую! То одна рядом живет, через месяц, глядишь, следующая появилась, и со счета сбиться можно! Наверное, Татьяна его в детстве больше других баловала. Леонка и лицом, и фактурой на Татьяну больше всех похож…
