Перст указующий

Оглавление

– Даже для меня очевидно, – гневно продолжал Вудворд, – что это был апоплексический удар, и ничто иное. Более того: это внутреннее дело колледжа, сударь. Мы благодарим вас, что вы подняли тревогу, но нам не хотелось бы долее злоупотреблять вашим временем.

Такие слова, несомненно, содержали требование удалиться и были притом несколько оскорбительными. Я откланялся с большей учтивостью, нежели они.

Глава десятая

На этом я завершил свой рассказ, которому мои приятели в кофейне внимали как завороженные. В конце-то концов, это было самым примечательным событием в городе со времен осады, а так как мои слушатели знали всех его участников, их оно интересовало вдвойне. Лоуэр немедля начал взвешивать, не предложить ли ему свои услуги для обследования тела.

Мы принялись убеждать его, как маловероятно, что ему дозволят анатомировать доктора Грова, а он парировал, что ничего подобного ему и в голову не приходило, как вдруг поглядел за мое плечо, и по его губам скользнула легкая улыбка.

– Ну-ну, – сказал он, – что мы можем сделать для тебя, дитя мое?

Я оглянулся и увидел у себя за спиной Сару Бланди, землисто-бледную и истомленную. Следом за ней в залу вошла вдова Тильярд, браня ее за дерзость, и ухватила за плечо, но Сара сердито отбросила ее руку.

Было ясно, что она пришла ко мне, а потому я посмотрел на нее холодным взглядом, который она заслужила, и приготовился выслушать, что привело ее сюда. Но я уже знал: конечно, Лоуэр поговорил с ней и назвал цену за жизнь ее матери. Либо она искупит свое поведение со мной, либо ее мать умрет. Мне кажется, такой гонорар был очень небольшим.

Она опустила глаза, стараясь придать себе смирения (что за глаза! – подумал я против воли), и сказала тихим, ровным голосом:

– Мистер Кола, я хотела бы принести мои извинения.

Но я молчал и продолжал смотреть на нее с леденящим холодом.

– Моя мать, мне кажется, умирает. Прошу вас…

И вот тут жизнь старухи спас доктор Гров. Если бы я не помнил, как он вел себя почти на этом же месте, я бы отвернулся и предоставил Тильярд вышвырнуть ее вон, как она того заслуживала. Тем не менее на этот раз я не собирался спешить с предложением помощи.

– Не воображаешь же ты, что я хоть пальцем ради нее пошевельну после твоего дерзкого поведения со мной?

Она покорно покачала головой, всколыхнув падавший ей на плечи каскад черных волос.

– Нет, – ответила она почти неслышно.

– Так зачем же ты пришла? – продолжал я неумолимо.

– Потому что вы нужны ей, и я знаю, вы очень добры и не оставите ее без помощи из-за моей вины.

Вот уж похвала так похвала, саркастически подумал я и еще несколько мгновений потомил ее в муках ожидания. Затем, заметив, что Бойль наблюдает за мной взвешивающим взглядом, я испустил тяжелый вздох и встал.

– Ну хорошо, – сказал я. – Она достойная женщина, и ради нее я приду. Ей достаточно страданий из-за такой дочери, как ты.

Я вышел из-за стола, насупив брови в ответ на самодовольную смешку Лоуэра. Мы прошли через город, не обменявшись и двумя словами. Я испытывал невольную радость. Нет, не из-за победы, которую одержал, но потому лишь, что теперь мне представился случай провести свой опыт и, возможно, спасти человеческую жизнь.

Не пробыл я в лачуге и минуты, как все мысли о дочери вылетели у меня из головы. Старушка была мертвенно-бледна, она металась на постели в бреду. К тому же она ослабела и пылала от жара. Однако в ране не образовалась гангрена, чего я опасался более всего. Но это не было симптомом улучшения: кожа, плоть и кости не срастались, как следовало бы, а ведь к этому времени уже пора было появиться признакам естественного заживления. Лубки по-прежнему удерживали кость на месте, но какой от этого был толк, если ее ослабевшее, хрупкое тело не могло само о себе позаботиться? Если же оно отказывалось сделать что-нибудь себе во благо, понудить его я не мог.

Я отодвинул табуретку и, поглаживая подбородок и хмурясь, мысленно искал какой-либо бальзам или мазь, которые помогли бы старушке. Но на ум мне не приходило решительно ничего. Да, пусть не останется никаких сомнений в том, что я перебрал в памяти все рекомендованные лечения, какие могли устранить необходимость в опытах: я не приступил к ним очертя голову. Лоуэр был прав, когда говорил, что сначала следовало бы испробовать метод на животных. Но для этого не было времени, а иной альтернативы ни я, ни Лоуэр, когда я с ним посоветовался, найти не сумели.

И девушка, не хуже, чем я, знала, как ограниченны мои возможности. Она присела на корточки у очага, подперла подбородок ладонями и смотрела на меня спокойно и внимательно – впервые ее взгляд выражал только печальное сочувствие моей видимой растерянности.

– Надежда на ее выздоровление была мала еще до того, как вы пришли, – сказала она негромко. – Благодаря вашей доброте и искусству она протянула дольше, чем я считала возможным. Я благодарна вам за это, а моя мать уже давно приготовилась к смерти. Не корите себя, сударь, побороть Божью волю вы не можете.

Пока она говорила, я вглядывался в ее лицо, взвешивая, не прячется ли в ее голосе сарказм или снисходительность, так как привык ожидать от нее дерзких грубостей. Но нет, ничего, кроме кротости. Странно, подумал я: ее мать умирает, а она утешает врача.

– Но как мы можем знать, какова воля Божья? Пусть вы уверены, но меня учили другому. Что, если мне предназначено придумать что-то, что ей поможет?

– Если так, то вы ей поможете, – ответила она просто.

Я мучительно боролся с собой, не решаясь сообщить свое намерение невежественной простолюдинке, не способной постичь его суть.