Выбери любимый жанр
Оценить:

Большая скука


Оглавление


2

— Желаю успеха, Боев!

На виду у секретарши я сталкиваюсь с только что упомянутым Бориславом.

— Ты что, уезжаешь? — спрашивает он, поворачиваясь спиной к окну, у которого, вероятно, долго скучал.

— А ты? — спрашиваю в свою очередь, чтобы отбить у него охоту задавать ненужные вопросы.

Секретарша встает и уходит в кабинет генерала.

— Что ж, вполне возможно, что мы где-нибудь встретимся в этом необъятном мире, — бросает Борислав, догадавшись, что к чему.

— Если даже и встретимся, выпить по рюмочке нам с тобой все равно не придется. Как в святом писании: повстречались они и не узнали друг друга.

Борислав хочет что-то сказать ответ, однако у меня нет времени разговаривать на свободные темы, поэтому я машу на прощанье рукой и ухожу. Соответствующая служба вручает мне необходимые материалы, и я трогаюсь в обратный путь по длинному прохладному коридору. Сотни людей проделывают этот обратный путь с чувством облегчения, досады или с легким нетерпением — они возвращаются к родному очагу, к детям, в мир личных забот. Со мной же дело обычно обстоит совсем иначе: этот коридор всегда уводит меня в новые места, в неведомые города, к незнакомым людям, после чего я попадаю в весьма сложные ситуации. И всякий раз, когда я, спускаясь по лестнице, киваю козыряющему мне милиционеру, в голове моей шевелится идиотская мысль: что, может быть, я иду по этим ступенькам в последний раз, что, сам того не подозревая, ухожу туда, откуда нет возврата.

Просыпаюсь в дремучем сосновом бору. У меня такое чувство, будто мой отдых на берегу моря прервали только для того, чтобы я еще некоторое время побыл в горах. Словно по предписанию врачей, которые любят давать советы, поскольку им это ничего не стоит: «Двадцать дней проведете на море, а затем отправитесь в горы». Сон покидает меня окончательно, и я понимаю, что я вовсе не в Рильском монастыре. Поезд с мерным перестуком пробирается по крутым склонам гор, мимо пробегают сосновые леса Словении. И хотя мы не на курорте, приятно проснуться в такое вот раннее утро и смотреть, как по стенам вагона движутся, исчезают и снова появляются зеленые тени лесов и треугольники сияющих солнечных бликов. Позавтракав остывшим в термосе кофе и выкурив сигарету, начинаю бриться. Бритье и без того занятие довольно досадное, а уж в качающемся вагоне оно требует от тебя и терпения, и акробатической ловкости. К счастью, события в это утро развиваются мне на пользу. Не успел я намылиться, как поезд остановился. На перроне пусто, напротив виднеется надпись: «Постойна». Это граница. Пока я продолжаю методично разукрашивать себя мыльной пеной, раздается сильный стук в дверь, и, прежде чем я сказал «войдите», она с грохотом открывается и с той бесцеремонностью, с какой действуют пограничники на всех континентах, в купе заходит человек в форме.

Он берет мой паспорт и читает: «Михаил Коев — научный работник», затем подозрительно смотрит мне в лицо, как бы желая убедиться, что я действительно научный работник. Разумеется, я вовсе не Михаил Коев, если такой вообще существует. Бросив взгляд на покрытое мылом лицо, сходство с фотографией все равно не установишь; человек в форме резким движением ставит штемпель и с каким-то мычанием возвращает мне паспорт — вероятно, это у них такой способ любезно раскланиваться.

На станции Постойна приходится постоять некоторое время. Я могу спокойно закончить свой туалет, одеться и снова погрузиться в науку об обществе, чем я занимался до поздней ночи. Люди из Центра действительно постарались дать мне лишь необходимый минимум литературы, так что заболеть менингитом я не рискую. Отпечатанный на ротаторе конспект по истории социологических учений, такой же конспект, предназначенный для того, чтобы освежить мои знания по историческому материализму, и книга на русском языке о современной буржуазной социологии — вот и вся моя передвижная библиотека. Но что удивительно: в этих пособиях содержатся элементарные вещи, известные любому и каждому, хотя далеко не все подозревают, что это и есть принципы социологии.

Я уже прочел все это, и самое существенное запечатлелось в моем мозгу. Несколько трудней даются буржуазные социологические теории. Во-первых, их слишком много; во-вторых, они изобилуют именами. Так что сегодняшний день я посвящаю анализу всех этих биологических, неомальтузианских, геополитических, эмпирических, семантических, структуралистских и бог весть каких еще теорий.

Как бы долго нас ни держали в Постойне, перемолоть всю эту кучу школ и мудрецов моя голова просто не успевает. Теперь поезд движется по местности, лишенной даже признаков лесной растительности, чтобы сделать очередную остановку уже на итальянском пограничье. Опять с грохотом открывается дверь, человек в форме читает по слогам «Михаил Коев», затем смотрит мне в лицо, шлепает штемпель, бросает свое «грациа, синьор», после чего я пытаюсь проглотить очередную порцию неудобоваримых буржуазных теорий.

Наконец поезд решительно устремляется вперед, грохоча по рельсам и вычерчивая широкие дуги на поворотах. Мы движемся по залитому солнцем каменистому плато, и в силу того, что железнодорожная насыпь очень высока, а поезд мчится все быстрей и быстрей, у меня такое ощущение, будто мы пересекаем плато не на колесах, а летим на небольшой высоте. Уже нет ни сосен, ни влажных альпийских лугов, ни лесной зелени с ее синеватой тенью. Под ослепительным солнцем местность вокруг белая и пустынная, как на Луне, — равнины, усыпанные измельченным камнем, небольшие скалы и каменистые обрывы, белесое, обесцвеченное зноем небо.

3

Жанры

Деловая литература

Детективы и Триллеры

Документальная литература

Дом и семья

Драматургия

Искусство, Дизайн

Литература для детей

Любовные романы

Наука, Образование

Поэзия

Приключения

Проза

Прочее

Религия, духовность, эзотерика

Справочная литература

Старинное

Фантастика

Фольклор

Юмор