За бортом по своей воле

Оглавление

Задолго до того, как вдалеке появились первые признаки надвигающейся грозы, я почувствовал какое-то беспокойство. Впрочем, беспокойство — это не то слово. Это было скорее паническое желание спрятаться, спастись, убежать — куда, я и сам не знал, — лишь бы убежать, и как можно скорее!

В те дни я вел жизнь, настолько сходную с жизнью птиц и рыб, что обладал почти таким же развитым инстинктом. Поэтому, раскрыв морской справочник, я стал перечитывать раздел о тайфунах. Небо было розоватое, в золотых блестках, и лишь на самом горизонте виднелось несколько черных пятен. Сколько я ни вглядывался, я не мог обнаружить ничего особенно тревожного, и тем не менее чувство, что вот-вот что-то произойдет, не покидало меня. Как мне хотелось куда-нибудь спрятаться от надвигающейся катастрофы!

Позднее, уже на острове Барбадос, я узнал, что некоторые суда, находившиеся в нескольких сотнях миль к северу от меня, тоже попали в зону тайфуна, и что моряки на них испытывали точно такое же чувство, как я. По-видимому, между людьми моря существует хоть и незримая, но прочная связь.

Весь горизонт позади меня перечеркнут слева направо ровной черной полосой, за которой исчезло солнце. Постепенно становится холоднее. Черная туча надвигается, как железный заслон, и похоже, что она скоро закроет все небо. Это началось в 6 часов утра, а к 7 вечера так оно и случилось.

До появления туч ветер дул с прежней силой, океан был спокоен, и я надеялся, что смогу под парусом уйти от грозы. Но вскоре послышался уже знакомый мне характерный шум, похожий на потрескивание или на отдаленную пулеметную стрельбу: туча несла проливной дождь. Казалось, что тысячи еловых шишек трещат в огне лесного пожара. И тогда ураган обрушился на меня.

Я уже отмечал одно любопытное явление: гроза приносит с собой ветер, совершенно от нее не зависящий. Когда такой ветер поднялся, я решил воспользоваться им во что бы то ни стало и не спускать парус до последнего мгновения. Для этого я намотал шкот на руку, чтобы сразу же его отпустить, если налетит шквал.

Внезапно наступила ночь среди бела дня. В сверкании падающих струй мой парус вздувается до предела, грозя лопнуть каждое мгновение. Это продолжалось недолго, но было ужасно. В течение часа, удерживая шкот рукой, я мчался вперед среди разбушевавшихся стихий, делая по пять узлов. Через час гроза меня обогнала, но за этот час веревка все же успела натереть мне руку до крови.

Как только грозовая туча ушла, ветер без всякого перехода совершенно стих, и в первый раз после моего отплытия от Канарских островов парус сморщился, захлопал и, наконец, безжизненно обвис. До сих пор мне казалось, что я перенес самый трудный этап пути: длинный период плохой погоды, бесконечный месяц сильных ветров и дождей. Но меня поджидал еще один извечный враг парусных судов: унылый нескончаемый штиль.

Думаю, что мой дневник лучше всяких комментариев отражает состояние безнадежной тоски, в которую я постепенно погружался.

Понедельник 24 ноября. Да, никогда не следует делить шкуру неубитого медведя. В результате грозы ветер переменился на южный и с помощью киля я с огромным трудом держусь 320° по компасу, то есть значительно отклоняюсь к северу. Очень боюсь попасть в Гольфстрим; тогда меня совсем унесет на север. (В тот момент я считал, что нахожусь у соединения северного экваториального течения и Гольфстрима.) В этом случае мне придется плыть еще не меньше месяца. От одной этой мысли мне становится тошно. Если меня отнесет к северу, к 23–24°, то я в довершение всего буду еще и мерзнуть, так как становится холодно. Зима! Если бы мне встретилось какое-нибудь судно! Хоть бы ветер переменился. И подумать только, что я нахожусь всего милях в 90 от Дезирад! Такое может случиться лишь со мной. Вот и пассат не дует там, где он должен дуть... Я боюсь, ужасно боюсь, что это будет продолжаться день за днем, бесконечно. А ведь я был так близок к цели!

15 часов. Ветер все тот же, но настроение улучшилось. Не зря же в «Морском справочнике» говорится, что пассаты прекращаются лишь случайно и ненадолго. Но все равно, это сильно задержит меня, так как теперь Гваделупа находится в 100 милях. Рассчитывать на нее уже не приходится. Теперь для меня проще достигнуть Барбуды (120 миль) или Пуэрто-Рико (400 миль). В общем мне понадобится еще добрая неделя, если ветер установится. А если нет, то полгода. Я поднялся на 19' к северу и нахожусь на широте, проходящей между Барбудой и Антигуа. Скорей бы погода переменилась. Надо же, как не повезло, и, главное, в самом конце! Хоть бы судно встретилось! Но вокруг ничего, ничего.

Вторник 25 ноября. Поднялся не сильный, зато почти попутный ветер с востоко-юго-востока. Мне удалось спуститься на 11 миль к югу до 17°5'. Все это хорошо, но проклятая гроза измучила меня. Начинаются трудные изнуряющие дни. Правильно ли я определил долготу? Действительно ли ближайшая земля находится от меня в 60 милях? Завтра я обязательно увижу землю. Иначе я уже не смогу сказать, где я, как заблудившийся путник, которому известно направление, но неизвестно, сколько ему еще идти. По самым пессимистическим расчетам я могу быть на 7° восточнее, то есть приблизительно в 406 милях от берега. Шесть дней пути при этой скорости. Не надо впадать в отчаяние до вторника 2 декабря. Но если я и тогда не достигну земли, я просто перестану что-либо понимать.

Как тянутся дни! Исчезла даже моя кочурка-буревестник, которая всегда навещала меня в 4 часа. Она еще прилетала позавчера, но вчера ее уже не было. А до сих пор я видел ее ежедневно. Что это значит? Может быть теперь она остается на берегу или залетает дальше в море? Никаких следов человека. По-моему, из моря изъяли все суда, а из неба самолеты.