Продажные твари

Оглавление

Раздался оглушительный гудок. Маша едва успела опомниться, встать с четверенек и отпрыгнуть. Мимо промчался поезд, обдавая ее горячим ветром и гарью Он состоял из одних наглухо заколоченных пульманов. Как только путь освободился, на Машу наскочила огромная кавказская овчарка и с остервенелым рычанием стала заваливать ее на землю. Уже ничего не соображая. Маша только старалась закрыть разодранными ладонями лицо и горло.

Однако собака не собиралась ее грызть – лишь повалила на землю и стала обнюхивать, потом даже лизнула. Тут раздался грубый мужской голос:

– Сильва! Ко мне! – чья-то рука оттащила овчарку за ошейник.

Маша осторожно отняла ладони от лица и попыталась встать. Тот же голос скомандовал:

– Лежать! Руки за голову!

Маша не возражала. Ее грубо ощупали, обыскали, потом заорали:

– Встать! Руки за голову! Повернись! Медленно! Маша выполнила все команды, а когда повернулась, увидела перед собой двух молодых кавказцев в какой-то странной полувоенной форме. Один держал овчарку за ошейник, другой – автомат наперевес, дулом в Машу.

«Странно, почему они не заглянули в рюкзак, ничего не спрашивают и не требуют предъявить документы», – успела подумать Маша перед следующей командой.

– Вперед! Пошла! Шаг в сторону – стреляю!

Днем из больницы доктор направился на своей «Тойоте» к Студенческой улице, оставил машину на углу и пешком дошел до калитки дома номер восемь.

Сквозь яблоневые ветки он увидел в глубине двора очень полную женщину в цветастом сарафане, развешивающую белье на веревке.

– Здравствуйте! – позвал ее доктор. – Скажите, пожалуйста, у вас живет Маша из Москвы?

Женщина закрепила прищепкой угол мокрой простыни и подошла к калитке. Войти во двор она не предложила.

– Жила у меня Маша из Москвы, – надменно сообщила она, – уехала сегодня. Деньги назад затребовала и отчалила со своим рюкзачишкой. Артистка-авантюристка! А вам она зачем?

Маленькие быстрые глазки окинули доктора с ног до головы жадным подозрительным взглядом.

– То есть она вам заплатила вперед, стало быть, уезжать не собиралась, а потом неожиданно уехала? – проигнорировав вопрос хозяйки, уточнил доктор.

– А вы кто ей будете? – хозяйка, в свою очередь, не желала отвечать доктору.

Секунду подумав, Вадим тихо и внятно произнес:

– А я ей буду любовник! – Развернулся и быстро пошел по улице к машине.

Садясь за руль, он подумал, что хозяйка, наверное, еще полчаса проторчит у калитки, хлопая своими быстрыми глазками и забыв про мокрое белье.

«Однако не судьба, – грустно сказал он себе. – Машенька уехала. Ее нет и не будет никогда. Не надо больше думать о ней. Все к лучшему. Я не могу ручаться за свой завтрашний день, так по какому праву я привез бы ее к себе?»

Затренькал сотовый телефон. Выруливая на проспект, доктор услышал в трубке голос фельдшера из горного госпиталя:

– Сейчас можешь приехать?

– Я же был вчера вечером? Что случилось за ночь? «Кассета, – сказал он себе, – опять кассета. Капитан Головня – это только начало».

– У него кровь в моче, – сообщил фельдшер. «Это что-то новенькое», – усмехнулся Вадим про себя, а вслух произнес:

– Хорошо. Сейчас приеду, – и захлопнул крышку телефона.

«Вот так. Знай свое место, бандитский эскулап!» Он развернул машину и направился к синевшим вдали горам.

«В доме, где все происходило, меня не было, – рассуждал доктор, переезжая границу у реки Чандры, – я близко не подходил к дому. Госпиталь на другом конце села. Я даже не знал, кто к ним приехал и зачем. Между тем кассету мог взять кто угодно. Мало ли кому это нужно? Из того, что я возил Ивану, то есть Андрею, еду, ничего не следует. Ровным счетом ничего. Может, у Ахмеджанова и правда что-то не то с мочеточником? Ладно, посмотрим. Еще день-другой я выиграю, а потом, если повезет, бандитской мочой будут заниматься тюремные врачи Лубянки или Бутырки».

Чеченец сидел на камне перед дверью госпиталя и пил гранатовый сок из литровой банки. После операции он пил его в огромных количествах – восстанавливал кровь. Вышедший навстречу фельдшер нес в руках точно такую же литровую банку. В ней находилась жидкость, по цвету похожая на гранатовый сок. Не глядя на Вадима, фельдшер быстро произнес:

– Он мне не верит. Говорит, это кровь. Говорит, не правильно ты его лечишь.

– Ну, не правильно, так и не буду, – весело ответил доктор, – я свое дело давно сделал. Пусть теперь собирает консилиум, выписывает себе врачей из Кремлевки, – он обращался только к фельдшеру, будто Ахмеджанова вовсе не существовало.

– Ты не обижайся, доктор, – подал голос чеченец – я таким цветом никогда раньше не мочился. Вот и решил тебе показать.

– Конечно, чтобы мочиться гранатовым соком, надо его не меньше трех литров выхлебывать в день. Все, Аслан. Сок отменяется. А то придется тебе сюда психотерапевта вызывать, от мнительности лечить.

Вместе с фельдшером Вадим зашел в госпиталь, осмотрел двух недавно прооперированных боевиков, дал фельдшеру несколько новых указаний. Пол в госпитале был грязным. Сегодня его не мыли. Вадим заметил это сразу и, выходя, небрежно бросил фельдшеру:

– Что ж грязь здесь такую развели? Ты бы позвал кого-нибудь, чтобы пол помыли. Все-таки госпиталь, а не казарма.

– Позову, помоют, – кивнул фельдшер и быстро взглянул Вадиму в глаза.

«Он ждал, что я спрошу про Ивана, а я не спросил. Значит, они что-то сделали с ним ночью. Возможно, они пытались его допросить. Господи, как можно допросить немого, слабоумного человека? Но он ведь сказал мне два слова, отдавая кассету: „Андрюха жив!“ Он мог говорить, но не хотел. Он вспомнил свое имя – но больше ни слова не произнес, сразу ушел, скрылся в темноте… Они могли просто пристрелить его сгоряча».