Альтист Данилов

Оглавление

115

Все это и теперь никуда не исчезло. Не истощилось и не было нынче осчастливлено санитарными делами. Данилов не без робости заглянул в знакомые ему заведения. Испытывал судьбу – не покажут ли ему пальцем на дверь, не вышвырнут ли подальше, не прихлопнут ли скалкой. Нет, не вышвыривали и не прихлопывали. Тогда Данилов стал выбирать. Во-первых, потому, что он мог (так он считал) разрешить себе выбирать. И потому, что многие блюда и бутыли, чьи ароматы, соки, запахи и букеты когда-то привлекали юного Данилова, теперь совсем не нравились ему. В частности, Данилов нынче нос воротил, проходя мимо заведений с историческими кушаниями. Всякие настойки из сушеных мокриц, ядовитые варева, каши из протертых кактусов, маринованные ляжки гигантских пауков, булыжники в зеленой простокваше Данилову были чуть ли не противны. К тому же во многих заведениях надо было расплачиваться наличными. В конце концов Данилов выбрал скромный мясной буфет, где можно было тихо посидеть в кредит.

Он вошел в буфет и сразу увидел Кармадона.

Кармадон сидел с тремя незнакомыми Данилову демонами возле самой стойки за тяжелым, грубо отесанным столом. Впрочем, здесь все столы были из пористого туфа, грубо отесанные. Данилов чуть было не выскочил из буфета, однако успел подумать: «Что же это я?» Степенно сел за свободный стол, правда, достаточно далеко от Кармадона. Сколько заведений он мысленно отклонил, мимо скольких буфетов прошел в сомнениях и вот выбрал именно этот. Но отчего он растерялся, отчего теперь, хотя и вынудил себя присесть за стол, все еще готов был бежать отсюда? Ведь совсем недавно сам искал Кармадона, и вот он. Кармадон. «Сиди! – сказал себе Данилов. – Раз зашел». И он сидел.

Сидел он (если брать нынешнюю их с Кармадоном ситуацию) удобнее, нежели Кармадон: тот мог его и не заметить. От этого Данилов испытывал чувство неловкости. Сам же он то и дело посматривал на лицейского приятеля. И не было у Данилова острой неприязни к нему. Что же теперь с Кармадоном, думал он. На некоторые соображения его наводило то обстоятельство, что аристократ Кармадон, ас со спецзаданием, прежде выбиравший для отдыха и встреч с друзьями места роскошные, нынче сидел в захудалом мясном буфете.

«А вдруг, – испугался Данилов, – здесь теперь железнодорожная кухня! Вот Кармадон и ходит сюда!» Это подозрение Данилова расстроило. Данилов поводил пальцами над розовым камнем, словно над музыкальным аппаратом Термена, вызывая из кухни блюда. Прежде в буфете кормили не только мясом, случалась здесь и рыба, и Данилов заказал: «Икра минтая вяленая, 1-150, яснычковая». Икра поступила. На Земле Данилов не пробовал вяленой, яснычковой икры минтая, но теперь на память ему пришло огненное кольцо, вспыхнувшее над бесновавшейся толпой в Колодце Ожидания, он и пожелал икру. Икра лежала на тарелке твердой плиткой, видно, была прессованная. Данилов отгрыз кусок и обрадовался, икра была вполне сносная, пусть и прилипала к зубам на манер ирисок, соленая, к ней кстати было бы пиво. Данилов распорядился насчет «Хейникебир» и «Радебергера». Кружки возникли запотевшие и в пене. Голландское пиво было точно голландское, «Радебергер» же ему подменили пльзеньским апольдского завода. «Ну и ладно, – благодушно подумал Данилов. – Может быть, у них и нет на складе „Радебергера“. Да ведь и „Радебергер“, если разобраться, – типа пльзеньского…» Данилов вспомнил, что Апольда – под Веймаром. Там Гете, соскочив с лошади, командовал когда-то тушением пожара. «Хорошо! – умилялся Данилов. – Разве дали бы арестанту, обреченному пиво и икру!» И повторял заказы. Он как будто бы даже забыл о Кармадоне. Хотя, конечно, все время видел его. Кармадон сидел к Данилову боком, тихий и суровый, жевал что-то. И соседи Кармадона по столу тоже серьезно жевали.

– Можно присесть? – услышал Данилов.

– Пожалуйста, – кивнул Данилов.

– Ба, да это Данилов! – сказал присевший. – Здравствуйте!

– Здравствуйте, – неуверенно произнес Данилов.

– Какими судьбами?

– Обыкновенными… – замялся Данилов. Он все соображал, кто это перед ним.

Внешность присевшего казалась знакомой. Одет он был в европейский шерстяной костюм, но на голове имел белый капюшон от бедуинского плаща («бурнуса, что ли, – вспоминал Данилов, – или убруса…»). Лицо присевшего капюшон чуть ли не скрывал, но было заметно, что части его лица существуют сами по себе и могут меняться местами. Кто же это, думал Данилов. Не из лицейских ли знакомых? Ясно, что не их выпуска, но, может быть, старшего? Или младшего?

– Нет, я не из лицейских, – сказал демон. – Куда мне до лицея. Я мельче… Мы с вами встречались на курсах по повышению личных свойств… Вы делились наблюдениями… Я тоже с Земли… Тружусь в аравийских пустынях…

– Ах, да, да, – сказал Данилов. – Я вспомнил вас…

Он вспомнил на самом деле. Даже имя собеседника было когда-то знакомо Данилову, то ли Ураэл, то ли Ураил…

– Уграэль, – сказал демон.

– Да, да, – согласился Данилов. – Уграэль…

– Вы сюда с отчетом или за инструкциями?

– С отчетом, – быстро сказал Данилов и оглянулся.

– Ну да, – кивнул Уграэль и, как показалось Данилову, усмехнулся: мол, знаю, с каким отчетом.

– Вы здесь давно?

– Порядочно, – сказал Уграэль. – Я по вызову.

– И приятный повод, если не секрет?

– Хороший повод, – важно сказал Уграэль.

В это мгновение Кармадон, опустивший на стол бокал с черной жидкостью, повернул голову, и Данилов увидел правую сторону его лица, дотоле от Данилова скрытую, она была перекошена, словно Кармадона хватил паралич, пусть и не самый решительный, да так и не отпустил. «Экая гримаса неприятная!» – удивился Данилов и даже расстроился. Он-то знал, отчего перекосило лицо Кармадона, но прежде полагал, что все давно выправлено. Кармадон опять повернул голову, похоже, так и не заметив Данилова, не ощутив его присутствия.