Виновны в защите Родины, или Русский

Оглавление

232

— Этот поезд с обменом давно ушел, Хачик! Латыши обмен с Россией еще в прошлом году запретили. Алла в никуда не поедет, однозначно. Бросать жену с ребенком — тоже не вариант. Да и потом, надо же разобраться до конца с этой латышской революцией, Хачик! Если у нас там будет звиздец, то, думаешь, его в России не будет? Да вас самих, не дай бог, конечно, выкинут с канала в ближайший канал. Что там у вас поближе? Речка Карповка?

Хачик даже не улыбнулся моему дурацкому каламбуру, сидел, нахмурясь, как когда-то его прадеды над побитой градом лозой.

— И куда я тогда денусь? Нет уж, спасибо, конечно! В советское время я бы за такое предложение двумя руками ухватился — лишь бы на хорошее телевидение попасть из нашего провинциального болота! Да только время у нас сейчас. хер его знает, короче говоря, какое у нас сейчас время! Нехорошие у меня предчувствия, Хачик! Такое впечатление, что не хватает только последнего решительного мазка для того, чтобы завершить картину Репина «Приплыли!».

— Так тебе тогда развязываться надо с Интерфронтом и с ОМОНом, уходить в тину! Э! Ара! Я знаю, как у нас теперь в Армении.

— Да у вас вообще война полномасштабная в Армении! Я тоже знаю. У тебя там мать. А у меня в Риге родители, семья. теща, в конце концов. Но не это главное, главное — пока нас не прикончат, я сам не сдамся.

— Ну и дурак же ты, Валера!

— Сам дурак! Если ты такой умный, просился бы к Курковой режиссером на «Пятое колесо»!

— Да ты за кого меня держишь?! — вскипел Хачик.

— А ты меня за кого? — тихо спросил его я. Мы помолчали.

— Тебе от Мишки привет, — вспомнил вдруг Хачик.

— От Лысенко?! Где он сейчас?

— То в Москве, то у нас где-нибудь, в Питере. Забастком эстонский помогает по чуть-чуть. Ну, мы, чем можем. Даем ему эфир, нашли юриста опытного. Он тебя благодарил за статьи в его поддержку.

— Да что статьи.

Миша Лысенко — председатель Забастовочного комитета Эстонской ССР — был вынужден скрыться от эстонских властей в связи с обвинением в «попытке государственного переворота». 15 мая прошлого года, в тот день, когда мы в Риге штурмовали латвийский Верховный Совет, протестуя против принятия им Декларации о независимости, Миша предпринял такую же и даже более успешную акцию в Таллине. У них не было ОМОНа, который нам тогда спутал все карты в Риге. И хотя после того, как русские заняли внутренний дворик парламента Эстонии и водрузили над зданием красный флаг, Лысенко сам предпринял все для того, чтобы предотвратить кровопролитие, и увел своих людей, удержав от дальнейших столкновений с эстонской полицией и боевиками НФЭ — Мишку тут же объявили в розыск. Какая советская власть в Эстонии? Какое верховенство законов СССР? С мая 90-го года Лысенко так и курсировал по России, пытаясь добиться правды в союзных инстанциях. Безуспешно. Миша не мог попасть ни в Ригу, ни в Вильнюс — мы не могли полностью гарантировать ему безопасность — разве что запереть на базе ОМОНа. А в Москве никому дела не было до того, что председатель эстонского Забасткома защищал Конституцию СССР и действовал в поддержку президентского указа, объявившего все прибалтийские декларации о независимости недействительными.

Мы с Мишей успели подружиться во время коротких, но довольно частых совместных мероприятий в Ленинграде — вместе устраивали встречи с рабочими крупнейших предприятий, оказавших всем нам немалую поддержку.

15 мая прошлого года мне тоже пытались предъявить обвинение в попытке совершения «государственного переворота». Статья 59 УК Латвийской ССР — измена Родине. За ее защиту… Мне повезло, оказалось трудно доказать документально, что именно я организовывал это мероприятие в Риге. Алексеев уже был депутатом ВС и сам находился в здании парламента во время штурма. Тоже не сумели зацепиться. А вот Миша — парень рабочий и осторожности не обученный — попал под каток. Впрочем, ситуация в республиках тоже была разной. У нас был Рижский ОМОН. Интерфронт тоже считался организацией, с которой особо зарываться не стоило. КГБ ЛССР предпочел в тот момент «закрыть глаза» и сохранить нейтралитет в наших разборках. У латышской прокуратуры и латышского МВД против Интерфронта и ОМОНа руки оказались коротки. А Мишка остался внезапно без прикрытия и вынужден был уже год, оставив семью в Таллине, скитаться по России. Вскоре пути наши пересекутся в Приднестровье, но это вскоре.

Мы покурили, допили бутылку и поехали на Варшавский вокзал — покупать мне билет на вечерний поезд. Без Хачика я бы там торчал в очереди весь день, и то не факт, что уехал бы.

Потом Давидов отправился на Чапыгина, а я поболтался по Невскому, безуспешно прошерстил продуктовые магазины в стороне от главного проспекта, перекусил в рюмочной на плошади. уж не помню, как она тогда называлась… Сейчас площадь Александра Невского. Питер все больше и больше стал напоминать иллюстрации к книжкам о революциях, которым город был колыбелью. Слава богу, хоть шоколадок местных накупил дочке. А больше — фиг. Ни гуся финского мороженого, ни консервов, ни просто колбасы, кофе или чая — ничего не удалось прикупить. А в Риге вообще — голяк уже. Доперестраивались. Конечно, все это где-то лежит, затаренное до поры до времени — до окончательной победы Ельцина над собственной страною… Но мне не дотянуться. Ладно, переживем. Я купил еще двадцать пачек «Беломора», чудом подвернувшегося в маленьком ларьке на Владимирском проспекте, сел в метро и поехал на вокзал. Шесть кассет с передачами Невзорова лежали у меня в сумке, да еще Апухтин обещал к поезду привезти перегон со своей камеры на память о моем выступлении с грузовичка на Дворцовой площади.