Звёздный огонь

Оглавление

— …но я всё равно очень рада, — проговорил знакомый голос, едва пробившись сквозь очарование музыки. Фаби оглянулась и увидела Ризель: принцесса стояла спиной к озеру, держа за руку незнакомого магуса. На её появление оба не обратили внимания.

— И это самое главное, Ваше Высочество, — сказал магус. Седые волосы и бесстрастное лицо с жесткими чертами выдавали весьма почтенный возраст: триста лет, не меньше. Только разменяв четвертый век дети Неба начинали по-своему стареть, оставаясь при этом здоровыми и полными сил. На правой щеке незнакомца виднелся уродливый шрам — след давнего ожога, — и это примета была столь необычна среди высокородных аристократов, в чьем распоряжении всегда имелись целители, что Фаби сразу поняла, кого ей удалось встретить.

Это был Рейнен Корвисс, старейшина клана Воронов — Бдительных. Некогда он оставил своё семейство, отправившись в добровольную ссылку и тем самым приняв на себя одного наказание за то, что Бдительные не сумели излечить Капитана-Императора. С тех самых пор о нем ничего не было известно.

Теперь мудрейший Ворон здесь…

— Как поживает владычица наших сердец, королева Алиенора? — спросил Рейнен.

— День нашего с вами расставания, мэтр, был и последним днем, когда я видела королеву, — ответила Ризель тусклым голосом. Её лицо было бледным, глаза подозрительно блестели. «День расставания, — мысленно повторила Фаби. — Последний день…» Ещё одна тайна, случайно раскрытая в присутствии незаметного Воробышка: императрица заперлась в Садах после трагической гибели Амари, младшего принца, а ведь это случилось без малого три года назад… значит, Рейнен Корвисс не впервые появился во дворце.

— И всё-таки скажите, что на этот раз заставило известного отшельника прервать свой уединенный труд и вернуться? — спросила принцесса. Ворон улыбнулся и развел руками; его голос обладал столь богатыми интонациями, что Фаби невольно перестала замечать, насколько невыразительным кажется его лицо.

— Стремление к порядку иной раз заставляет делать глупости! Я случайно услышал о некоторых… э-э… скажем так, не очень добродетельных поступках Кармора, который в день нашего с ним расставания клялся памятью предков, что будет соблюдать мои предписания до конца своих дней — я тогда решил, что он, хоть и клялся письменно в силу своей немоты, делал это искренне. Однако на самом деле дорогой племянник решил, что недовольство предков — не столь тяжкое бремя. Моё появление застигло его врасплох… Впрочем, моя госпожа, это внутрисемейное дело.

— Да, верно… — проговорила Ризель. — Происходящее в цитадели Ворона меня не касается. Но отчего вы вернулись сюда?

Рейнен помрачнел — или это Фаби только показалось? — и сказал после короткой паузы:

— Когда я уже собирался вновь покинуть Воронье гнездо, пришло письмо от вашего отца. Интересное совпадение, не находите? Опоздай гонец хоть на день, Кармор уже ничем не смог бы помочь Его Величеству, поскольку то, о чем говорилось в письме, ему попросту неизвестно… — Магус вновь ненадолго замолчал, его устремленный в сторону взгляд сделался тяжелым. — Но всё сложилось так, как сложилось. Я прибыл в Аламеду, привез Лейлу и ту вещь, в которой нуждается Капитан-Император.

— Но что же это за вещь такая? — с легким удивлением спросила Ризель. — Почему я о ней слышу впервые?

Алхимик тяжело вздохнул.

— Я получил четкий и недвусмысленный приказ молчать, Ваше Высочество. Вы лучше всех знаете, что нарушить его невозможно, равно как и обойти.

— А если я тоже прикажу?

— Вот когда вы станете Императрицей… — Ворон не успел договорить, потому что у крылатой музыкантши внезапно лопнула струна на гитаре. Это был знак, предупреждение — уж слишком опасным становился разговор принцессы и мудрейшего из Бдительных.

— Три тысячи кракенов! — пробормотала Лейла себе под нос, мрачно разглядывая строптивый инструмент. — Мне здесь не нравится и я хочу домой, но как будто это кого-то интересует…

Фаби могла бы сказать то же самое.

…Земля, камень, железо.

Она лежит, придавленная ужасной тяжестью, и не может пошевелиться. Темно. Холодно. Тихо. О-о, Заступница, где же ты? Если это и есть посмертие, то оно стократ хуже самых страшных сказок о царстве Великого шторма. Пусть будут кракены и мерры, пусть ураганы сталкиваются на просторах бескрайнего океана, тратя в бесцельной битве силы, которых хватило бы на сотворение нового мира, пусть будет что угодно — но только не лишенное времени место, населенное спящими тварями, ожидающими своего часа. Они рядом, они близко: хоть вокруг темно, она всё-таки чувствует подле себя бесчисленные шипы, клешни, иглы, лезвия. Яшмовый дворец не знает, что под ним таится воплощенная смерть и ждет.

Ждет.

Она лежит, ощущая своё металлическое тело, подобное тысячам других, спрятанных в этих мрачных пещерах, и больше всего боится, что сон и явь когда-нибудь поменяются местами.

…— Ваше Высочество, пора идти.

— Да-да, я сейчас… — откликнулась Ризель.

Принцесса стояла у открытого окна, ветерок колыхал её белые волосы. Фаби послушно отступила и вдруг подумала, что ощущение тяжести, столь хорошо знакомое ей по кошмарным видениям, Ризель отнюдь не чуждо: на эти хрупкие плечи давила всем своим весом огромная Империя.

«Отчего она выбрала меня? Я ведь ничем ей не помогаю, не могу поддержать ни словом, ни делом. Любая служанка справилась бы не хуже! Мне так тяжело быть с ней рядом и молчать…»

Что же привлекло внимание Её Высочества за окном? Круглые крыши, пушистые ветви сосен, серое небо с заплутавшей черточкой-птицей…