Дживз уходит на каникулы

Оглавление

После ее ухода воцарилась краткое молчание.

— Ничего не хочу слышать, — наконец сказал тетушка Далия с вызовом. — Ум это еще не все. Она хорошая, добрая девушка. И я люблю ее как родную дочь.

И пусть кто-то из вас считает ее дурочкой. Эй, — сказал она, увидев, что Киппер откинулся на стул, безуспешно пытаясь придать своему лицу волевое выражение. — Что вы так разволновались, мой юный Херринг?

Я видел, что Киппер не в разговорчивой форме, поэтому ответил за него сам.

— Возникает весьма сложная ситуация, дорогая тетушка. Ты же слышала, что рассказала Ф. Милз перед тем, как отправиться кормить свою собаку. А она все рассказала.

— Как тебя понять?

— А то, что она выложила все факты. Апджон написал эту тонкую книжицу, которая, если ты помнишь, посвящена начальной школе, и в ней он утверждает, по словам Киппера, что время, проведенное в таких заведениях, является самым счастливым в нашей жизни. Гл. редактор отдал эту книгу на рецензию Кипперу, и он, вспоминая это мрачное время в Мелверн Хаус, что в Бремли, когда мы только и делали, что собирали маргаритки в кавычках, — Киппер написал меткую рецензию: рука его была тверда. Ведь так, Киппер?

Киппер нашел в себе силы заговорить из такой глубины души, точно как буйвол вытаскивает с чавканьем ногу, засосанную в болоте.

«Но, черт побери,» — заговорил он наконец человеческим голосом, — «критика была совершенно справедливой. Конечно же, я говорил без обиняков…»

«Было бы небезынтересно узнать, в каких именно выражениях ты говорил без обиняков, ибо среди них может оказаться пара таких, которые будут тебе стоить пяти тысяч фунтов стерлингов. Берти, садись в машину, съезди на станцию и посмотри, нет ли у них в киоске одного экземпляра… Впрочем нет, погоди. Вольно. Я сейчас приду». — сказала она и вышла из комнаты, оставив меня в полном неведении, какие будут дальнейшие распоряжения. Пути тетушек неисповедимы.

Я повернулся к Кипперу.

«Плохо дело,» — сказал я.

По его сморщенному выражению я понял, что хуже некуда.

«Что может быть, если сотрудник еженедельника вгоняет свое начальство в большие издержки за клевету?»

«Его выгоняют, но что хуже всего, ему будет трудно найти другую работу. Его заносят в черный список.»

Я его понял. Ох уж эти господа, которые владеют еженедельниками: они считают каждый пенни. Им нравится, когда деньги прибывают, но если вдруг, вместо этого, деньги меняют свое направление в результате оплошности какой-либо штатной человеческой единицы, они сводят ее к нулю. Насколько мне было известно, журнал Киппера (не Киппера конечно) находился во владении то ли какого-то правления, то ли синдиката, но все вместе они были то же самое, что каждый в отдельности. По словам Киппера, они не только увольняли небезызвестную единицу, но и сообщали о том себе подобным.

«Ах Херринг?» — скажет кто-то, когда Киппер придет к нему устраиваться на работу. — «Это не тот самый негодник, который лишил „Сездей Ривью? толстого слоя масла на хлебе“? Выкиньте его в окно, мы помашем ему вслед.» Другими словами, если Апджон выиграет процесс, шансы человеческой единицы «Киппер» превратиться в штатную единицу очень малы. Должны пройти годы, прежде его помилуют.

«Мне останется только продавать карандаши в подземном переходе». — сказал Киппер, и он только обхватил лицо руками на манер того, как это делают в случае отчаяния, но в это время дверь отворилась и в комнату вошла не тетушка Далия, а Бобби.

«Я взяла не ту книгу». — сказала она. — «Мне нужна была…»

Тут она обернулась на Киппера и вся напряглась ну точно как жена Лота, помните, тогда еще происходили все эти неприятности с небезызвестными городами: так вот, она превратилась в соляной столп, хотя что этим хотел сказать автор, я так и не мог понять. При чем тут соль. Весьма, весьма эксцентричен: я бы сказал иначе!

«О!» — воскликнула между тем Бобби, как будто оскорбленная увиденным, но в это время Киппер издал протяжный стон и поднял к ней свое испепеленное лицо. При виде этой человеческой руины все презрение мигом испарилось из Роберты Уикам, и на месте ее возникла любящая и нежная Бобби. Одним прыжком она подскочила к нему как львица, обретшая, наконец, своего детеныша.

«Регги! О, Регги Регги, дорогой мой, что случилось?» — воскликнула она, явно переменившись в лучшую сторону. Она размякла при виде чужого горя, такое часто бывает с женщинами. Об этом часто, кстати пишут поэты. Может, вы слышали, у одного поэта есть такие строчки:

О женщина, в часы любви
там-тамти-тидли что-то там «вы».
«Когда» там что-то такое «цветы»,
и точно не помню, трам-там «ты».

Бобби накинулась на меня как разъяренная львица.

«Что ты сделал с этим бедным агнцем?» — воскликнула она и посмотрела на меня взглядом, которому по колючести не было равных во всем нашем графстве за весь последний летний месяц. И только я успел объяснить, что вовсе не я, а рок судьбы омрачил чело бедного агнца, как в комнату вернулась тетушка Далия.

«Я была права,» — сказал она. «Я была уверена, что после выхода книги Апджон обязательно свяжется с агентством по журнальным и газетным вырезкам. Я нашла это у него на столе. Это твоя рецензия на его книгу, мой юный Херринг, и даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять, почему ему это могло не понравиться. Я могу прочитать вам это вслух».

Я конечно представлял себе, в каком ключе будет написана рецензия Киппера, что она не будет хвалебной, и что до меня, я слушал ее с большим удовольствием. Заканчивалась статья следующим образом:

«Обри Апджон был бы иного мнения о начальной школе, если сам бы оказался на месте своих учеников в Мелверн Хаус, что в Бремли. Мы никогда не забудем свиной колбасы, которую нам подавали по воскресеньям: судя по вкусу, свинина принадлежала свиньям, прожившим безрадостную жизнь и умершим от сапа или туберкулеза».