Оценить:
|
Васек Трубачев и его товарищи
- Предыдущая
- 109/245
- Следующая
109
– Вот гляди, Митя! Зарыли вы продукты и ушли. А думал ты, когда зарывал, кто их есть будет? – вытирая рот, говорил Костя.
– Пропал бы я без вас! – вздыхал Илья. – Великое дело – товарищи! Не думал я живым быть, а вот ожил.
И ещё один человек прибился к их компании. Подошёл он вечером к огоньку. Костя, держа наготове винтовку, поднялся навстречу. Пришлый не испугался.
– Отведи, отведи! – спокойно сказал он, усаживаясь ближе к костру. – Меня уже сколько раз стреляли, да не застрелили.
– Кто такой будешь? – спросил Костя.
– Эх, ты! «Кто такой»? Человек! Ну, человек! Чего тебе ещё? – Он вытянул ногу, снял тяжёлые бутсы и стал развязывать серую грубую портянку. – Вишь, ногу стёр… Замучился хуже смерти! Полей-ка водички из чайника.
Илья подал ему чайник с водой, Митя невольно улыбнулся, глядя на озадаченного Костю.
– Ты мне турусы на колёсах не разводи! – сердито сказал кузнец. – Какое оружие при тебе есть – показывай!
– Оружие моё всё при мне: руки, ноги, голова. Кого надо – убью, кого надо – помилую!
Илья захохотал:
– Герой!
– А как же! – серьёзно сказал пришедший. – Завсегда герой! Ты меня – убивать, а я тебя не боюсь! Может, я тебя и сам убить должен, это ещё разобраться надо.
– Да ты что за человек, я тебя спрашиваю? – сердился Костя. – Сел к чужому огню и портянки распустил!
Пришедший поднял лицо.
Лицо было маленькое, с вздёрнутым носом. Глаза светлые, с лукавым и простодушным выражением. Глядя на Костю снизу вверх, он морщил лоб и высоко поднимал густые выцветшие брови.
– Вот ты говоришь – «сел к чужому огню». А огонь, мил человек, – это дело общее. Это для удобства – для пищи, для обогревания тела, огонь-то! Он не твой и не мой! Общий! – вразумительно сказал пришедший.
– Да фамилия твоя как… имя, что ли? – потеряв терпение, крикнул Костя.
– Фамилия моя – Пряник, а зовут меня Яков. И анкета моя немудрёная. Человек я простой. Пока война – буду воевать, а побью врага – стану на работу. Потому как по профессии я слесарь. При МТС находился.
– А как же ты врага побьёшь-то? Ведь вот он тебя в лес загнал… Слышь, дядя? – пристал Илья.
– А он не одного меня в лес загнал. Когда б одного, тогда б ещё, может, он меня и повоевал бы, а теперь я его повоюю! – пояснил Яков и, протянув Мите пустой чайник, попросил: – Сходи-ка ещё за водицей. Вконец ноги испортил – ходьба не получается.
Митя пошёл.
– Ишь ты, как расположился! – подмигнул Косте Илья.
– Добре! Сиди уж. Дальше посмотрим, что ты за птица есть, – усмехнулся кузнец.
– Это ясно. Слепому долго глядеть надо, а зрячему – одна минута.
– Это кто же слепой, а кто зрячий? – спросил задетый за живое Костя.
– Я – зрячий, а ты – слепой. Я на вас издали поглядел и увидел, кто вы такие есть. А ты меня два часа туда-сюда перевёртываешь, и всё у тебя одна изнанка получается!
– А потому как хитёр ты, дядя, не в меру!
– Где надо – хитёр, – согласился Яков, – а где не надо – свободно себя держу. Вот как пояс, к примеру: где потуже затяну, подберусь, а где распущу да спать ложусь. Это от обстоятельств зависимо.
– Чудной ты человек! – похлопал его по плечу Илья. – И фамилия твоя чудная!
Чудной человек, Яков Пряник, прижился. Был он хлопотун по хозяйской части. Работу находил себе сам. В землянке застелил пол душистым сеном, соорудил потайное окошко, затянул его кусками марли, замаскировал ветками вход, сложил из глины печь.
– Дождик – это для природы хорошо, а человеку кости промывать не требуется.
– Да ты что стараешься? Что мы тут, зимовать, что ли, будем? – удивлялся Илья.
– Хоть день прожить, так надо по-человечески. На то ты и есть человек, а не зверь лесной, – отвечал Яков.
Он перечинил всем одежду, разрезал свои бутсы и поставил заплатки на Костины сапоги.
– Похоже, золотой ты человек… – задумчиво говорил Костя.
– На золото человека не мерят. Это два понятия разные. Один человек и гроша медного не стоит, а на другого цены нет. Это по делам. Человек – существо душевное, живое.
Иногда Яков исчезал. У костра становилось скучно. Костя хмурился:
– Куда пошёл? Убьют где-нибудь, как собаку, и остатков не найдёшь!
Появлялся Яков внезапно и всегда с чем-нибудь: либо вытащит из-за пазухи свежий хлеб, либо вынет из серого мешка крынку с молоком и как ни в чём не бывало захлопочет по хозяйству.
– Где ж ты взял это? – приставал к нему Илья.
– Молока коровка дала, хлебца бабушка испекла, – улыбался Яков. – Понятно, где взял, – люди-то кругом есть!
Дни в лесу казались очень длинными. Выздоравливающий Илья чистил винтовку, задумывался, вздыхал.
Костя хмуро смотрел в огонь. Митя мучительно беспокоился за ребят и не знал, что предпринять. Раза два он пытался пробраться в село и оба раза чуть снова не попал в руки фашистов. Хата Степана Ильича стояла неподалёку от штаба, и пробраться туда незамеченным было невозможно.
У костра становилось всё печальнее.
Однажды Илья не выдержал.
– Долго так сидеть будем? – в упор спросил он Костю. – Я боец, мне спину греть нечего! – Он встряхнул начищенной до блеска винтовкой. – Мне до фронта пробираться надо!
– Тебе до фронта, а мне и здесь фронт. Враг по моей земле ходит, колхозное добро грабит. Мне некуда идти. Я за нашу землю и здесь постою, – отвечал Костя.
– До Красной Армии пробиваться надо! – упрямился Илья. – Кто нас тут держит? Встали да пошли! – Он смотрел на Митю: – Пошли, что ли?
Митя всей душой поддерживал Илью, но он не мог оставить ребят, не зная, что с ними и как они будут жить.
– Что мы друг друга держим? Разойдёмся коль кто куда! – настаивал Илья.
- Предыдущая
- 109/245
- Следующая