Точки над Ё

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Он говорил насмешливо и без напрашивания на деликатный протест. Хотя в его глазах всё-таки я уловила смутный вопрос.

Только и успела сказать:

– Самоирония – признак исключительно сильного мужчины.

– Ася, привет!

Как с неба упал, на самом деле просто подошёл Дима Столов, наклонился, звонко поцеловал меня в щёку. Он всегда целовался взаправду, с чувством, не признавал ритуального чмокания воздуха, перенятого у западников. С особым хозяйским чувством прикладывался к дамам, в которых был когда-то влюблён. Подарил им милость, должны благодарить до конца дней. Дима относится к тем людям, которые чужую доброту воспринимают как естественное явление, вроде солнечного света. Свои же благодеяния никогда не забывают, вечно помнят о подвиге. В школе Димка мог одолжить ластик, а потом потребовать решить за него контрольную. Я была в долгу перед Димкой аж по двум статьям: влюблённость в третьей четверти восьмого класса, плюс замолвленное продюсеру радиостанции слово. Уверена, что дело обстояло так: краем уха Димка услышал разговор обедавшего продюсера, мол, надо найти ведущую для детской передачи, посвящённой русскому языку, и предложил меня. Небрежно сказал: «У меня есть одна знакомая. Ничего особенного, но голосок приятный. Хочешь посмотреть?» Как бы то ни было, благодаря Димке моя жизнь счастливо перевернулась в момент глубочайшей депрессии.

– Цветёшь-полнеешь, – не то похвалил, не то обругал меня Дима.

– Стараюсь, – хихикнула я почти подобострастно.

Костя мгновенно посуровел, поджал губы и смотрел на Димку с откровенной неприязнью.

– Присядь, Дима, – попросила я, хлопая по пустому стулу. – На минутку. Знаешь, у Лены Осиповой ребёнок болен, очень тяжело.

– Осипова? Не помню.

– У нас только в девятом классе училась, отец военный, уехали, потом она приехала, – сбивчиво говорила я. – На первой парте сидела, косы с бантиками старорежимные.

– Что-то вроде... отстойная девица.

– Дима! Её ребёнку нужно сделать операцию, деньги нужны. Мы решили скинуться.

– Мы – это ты про себя?

Диме надо покуражиться, показать свою значимость, распустить хвост, побряцать доспехами, но потом, при достойной реакции публики, он способен на благородные жесты. Публика подкачала: Костя волком смотрит, а мое лебезение не в счёт.

Димка отмахнулся от просьбы, даже не потрудившись объяснить свои мотивы. Заговорил о том, что прикроет нашу «Столовку» – надоело дыры латать, да и прибыль копеечная. Это была его любимая тема – угроза закрыть «Столовку». Народ мгновенно принимался уговаривать потерпеть, не закрывать, культовое место, можно сказать, мы тебе, Дима, страшно благодарны... Дима нехотя и милостиво соглашался: так и быть, потерплю ещё убытки.

– Давно пора, – неожиданно заявил Костя. – В этих пластмассовых джунглях кормят как в богадельне, воняет кухней советских времён, клубника в пирожных тухлая, а кофе – жидкий.

Димка внимательно посмотрел на Костю: кто голос подаёт? Хозяев фирм и фирмешек, включая прорицательницу Анфису, Дима знал лично и использовал при надобности. Руководству института на юбилеи по символической цене устраивал банкеты, те расплачивались низкой арендной платой. Костя не входил в круг лиц, достойных Димкиного внимания, и ответа не заслуживал.

– Пока! – Димка снова громко чмокнул меня, поднялся и ушёл.

– Чего ты взъелся на него? – спросила я Костю.

– Не терплю нуворишей. Харя самодовольная, так и хочется по ней врезать.

– Это у них как вторичные половые признаки. Появились деньги – выросли самомнение и бахвальство.

– Ошибаешься. Среди богатых людей есть нормальные достойные люди. А те, кто был быдлом, быдлом и остался. Твой Дима – быдло. Скажешь, в детстве он ангелом порхал?

– Нет, – улыбнулась я, – Столов всегда был расчётливым нахалом. Да и бог с ним. Костя, меня в среду после передачи продюсер вызывает. Ты не знаешь, зачем?

– Знаю. Сеня хочет предложить тебе вести передачу, посвящённую книжным новинкам. У нас в городе есть несколько представительств крупных издательств, у них бюджеты на продвижение книг. Будут отваливать бабки, а ты расписывать достоинства нетленок.

Костя и продюсер Семён приятели. Они вместе начинали, создали радиостанцию. Когда прочно стали на ноги, пошла прибыль, Костя заскучал и ушёл на вольные хлеба, работает и там и сям. Как Сеня ни уговаривал, какую зарплату ни сулил, Костя мотал головой. Только на мою передачу, три раза в неделю, приходит. Без Кости, особенно на первых порах, я только блеяла бы в эфире.

– Ты меня рекомендовал? – спрашиваю.

– Какая разница.

– Но, Костенька, как я могу расхваливать книгу, если она мне самой не понравится?

– Легко. Если бы мы делали только то, что нравится, мы бы ходили в шкурах. А в журналистике и шоу-бизнесе это вообще правило, условие профессионализма – делать из дерьма конфетки. Утешая себя, конечно, всякими компромиссными доводами.

– Например, какими?

– Когда начинал, ещё в Москве, у меня был... наставник, учитель – глупо звучит по отношению к нестарому забулдыге. Он был гениальным звукорежиссёром, абсолютно гениальным. И вот как-то лепим мы диск одной певичке, у которой ни слуха, ни голоса, танцевала, правда, классно, эротично. На сцене под фанеру – милое дело: вихляется, бёдрами-сиськами трясёт, у мужиков слюнки текут. Но в студии хоть догола разденься – если данных музыкальных нет, то их нет. Намучались, но в итоге диск сделали – Монтсеррат Кабалье отдыхает. И говорю я своему учителю: «Какого хрена мы упираемся, дурим людей?» Тут он про шоу-бизнес и профессионализм сказал. И ещё: «У этой курицы щипаной будет своя аудитория, которая от восторга станет визжать и дуть в штаны. Так что мы людям сплошное удовольствие доставляем». Тебя, Ася, никто не потянет за язык говорить в эфире, что данная книга – вершина литературы. Но и обругать, конечно, нельзя. Компромисс: эта книга найдёт своего читателя. Или другое выражение... похожее... как называется?