Банкир

Оглавление

Вогнали меня в столбняк имя и адрес, отпечатанные на бланках рецептов, и инициалы, четко вытисненные золотом на коже под ручкой портфеля. Я.

А. П. — на портфеле. Ян А. Паргеттер — на рецептах. Ян Паргеттер, ветеринарный хирург, адрес в Ньюмаркете.

Его портфель, пропавший, когда его убили. Тот самый портфель.

Дрогнувшими пальцами я взял один из тюбиков с антибиотиком, несколько таблеток мочегонного и три бланка рецептов и присоединил к прочим трофеям.

Потом, чувствуя, что сердце колотится вдвое быстрее, чем прежде, проверил, все ли лежит на своих местах, прежде чем застегнуть портфель.

Открылась дверь. Я почувствовал и услышал это одновременно: дуновение ночного воздуха достигло меня вместе с шорохом. Я обернулся, думая, что один из работников Кальдера совершает поздний обход больницы, и гадая, как же объясню ему свое присутствие. И увидел, что объяснения не понадобятся.

Кальдер собственной персоной переступил через порог. Кальдер в ореоле кудрей, Кальдер, который должен быть за сотню миль отсюда и общаться с нацией с экрана телевизора.

Сперва он явно опешил, но удивление тут же сменилось жестким пониманием. Внимательный взгляд скользнул от бутылочки тонизирующей микстуры, стоящей на столе, к лежащему там же открытому портфелю ветеринара. Потрясение, неверие и гнев вдруг вспыхнули яростной реакцией, и он действовал с такой скоростью, что даже если бы я сообразил, что он хочет сделать, я все равно не успел бы увернуться.

Он вскинул руку и сорвал с кронштейна маленький красный огнетушитель, висевший рядом с дверью. На одном движении он замахнулся, красная луковичка огнетушителя на долю секунды заняла все мое поле зрения и с треском сшиблась с моим лбом. И сознание мое мгновенно померкло.

Мир вернулся, точно его разом включили: вот я без чувств, а в следующую секунду очнулся. Ни тебе серой мути оцепенения, ни искр из глаз, просто щелчок выключателя.

Я лежал на спине в какой-то зловонной соломе, в стойле, освещенном электричеством, а с высоты шести футов на меня подозрительно уставился гнедой жеребец.

С минуту я старался сообразить, как сюда попал: уж больно неправдоподобным было положение. Потом ко мне вернулось воспоминание о красном полушарии, ударившем меня между глаз, а потом разом вспомнился весь вечер.

Кальдер.

Я находился в стойле в конюшне Кальдера. Я находился здесь предположительно потому, что Кальдер перетащил меня сюда. Пока что. Пока — что?

Подбадривая себя мысленно, я попытался встать, но обнаружил, что сознание восстановилось полностью, а вот чувства — нет. Голова моя закружилась волчком, стены опрокинулись, серые бетонные блоки явно собрались обвалиться на меня. Тихо чертыхнувшись, я попытался еще раз, помедленнее, приподняться на одном локте, с трудом удерживая глаза неподвижными в глазных впадинах.

Верхняя половина двери стойла внезапно распахнулась, петли взвизгнули. В проеме показалась голова Кальдера; когда он увидел, что я очнулся, лицо его выразило смятение и испуг.

— Я думал, — сказал он, — что ты будешь без сознания... что ты даже не узнаешь. Я так сильно тебя ударил... ты должен был вырубиться. — Голос, выговаривающий эти невозможные слова, звучал совершенно естественно.

— Кальдер... — прошептал я.

Он смотрел на меня уже не с ненавистью, а как-то даже виновато.

— Мне жаль, Тим, — сказал он. — Мне жаль, что ты пришел.

Стены вроде бы приостановились.

— Ян Паргеттер... — шепнул я. — Это ты... убил его? Или не ты?

Кальдер извлек яблоко и рассеянно скормил его лошади.

— Мне жаль, Тим. Он был таким упрямцем. Он отказался... — Кальдер потрепал шею лошади. — Он не делал то, чего я хотел. Сказал, что с него довольно, он выходит из игры. Сказал, что остановит меня, понимаешь ли. Он на секунду задержал взгляд на лошади, а потом перевел на меня. — Зачем ты пришел? Ты мне нравился. Мне жаль, что все так случилось.

Я вновь попытался привстать, и опять меня закружил водоворот. Кальдер подался назад, но всего на один шаг и остановился, поскольку я неспособен был подняться и напасть на него.

— Джинни... — сказал я. — Только не Джинни... Скажи, что не ты убил Джинни...

Он только смотрел на меня и не говорил ничего. Потом сказал — просто, с явным сожалением:

— Хотел бы я ударить тебя покрепче... но похоже... достаточно. — Он сделал еще шаг назад, так что теперь я видел один кудрявый шлем, на который падал свет, а глаза его скрылись в темноте; и пока я с усилием старался привстать на колени, он закрыл верхнюю дверцу, запер на задвижку и снаружи выключил свет.

Внезапно ослепленному, мне стало еще трудней подниматься, но по крайней мере я не мог видеть, как вращаются стены, только чувствовал, что они кружатся. Пошатнувшись, я нащупал стену и наконец более-менее выпрямился, привалившись спиной, и мозги мои понемногу пришли в равновесие.

Через какое-то время во тьме проявилось серое продолговатое пятно окна, и когда мой четвероногий сосед повернул голову, я увидел, как в его глазу блеснуло светлое отражение.

Окно... Путь наружу.

Я пополз вдоль стены к окну и обнаружил, что изнутри оно перегорожено, явно не для того, чтобы лошадь не сбежала, а чтобы она не разбила стекло. Так или иначе, пять толстых прутьев были вмурованы в бетон сверху и снизу, надежные, как тюремная решетка. Я беспомощно потряс ее обеими руками и убедился, что они укреплены намертво. Сквозь пыльные оконные стекла мне сбоку видна была приемная, и пока я стоял там, держался за решетку и смотрел, Кальдер хлопотливо сновал туда-сюда через открытый освещенный дверной проем, перенося что-то из помещения в свой автомобиль. Я ясно видел, как портфель Яна Паргеттера перекочевал на заднее сиденье, и досадливо припомнил, что связка отмычек осталась торчать в одном из его замков. Я видел, как Кальдер охапками выносил баночки без этикеток, набитые капсулами, и коробки, наполненные неизвестно чем, и осторожно складывал все это в багажник, а потом запер его. Кальдер старательно заметал следы. Я заорал, окликнул его, но он либо не услышал, либо не счел нужным услышать. Единственным результатом было то, что за моей спиной пугливо дернулся жеребец, переступил копытами и беспокойно закружился по стойлу.