Последний оракул

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Девочка стояла обнаженной в водах источника, пока старшая женщина омывала и умащивала ее кожу. Она не произнесла ни слова, просто стояла, сжимая и разжимая пальцы, словно пыталась ухватить что-то, видимое только ей. Какой бог подверг ребенка столь суровому наказанию и при этом благословил его? Уж точно не Аполлон. Поскольку слова, произнесенные девочкой тридцать дней назад, могли быть продиктованы только богом. Слова, которые быстро распространились и зажгли факелы, поднимавшиеся сейчас по склону горы. О, лучше бы этого ребенка сюда не приводили!

Пифия помнила слова, произнесенные одной из ее предшественниц, умершей много веков назад. Это было грозное предостережение. Император Август спросил ее:

— Почему оракул стал столь молчалив?

Сестра ответила:

— Иудейский юноша, бог, который правит благословенными, велит мне покинуть этот дом...

Эти слова оказались воистину пророческими. Культ Христа разрастался, грозя поглотить всю империю и не оставляя надежд на возвращение прежней жизни.

И вот месяц назад к ступеням храма привели эту странную девочку.

Пифия отвернулась от огней и стала смотреть в сторону адитона, внутреннего святилища храма Аполлона. Там ее ждала девочка.

Она была сиротой родом из далекого города Киос. Люди веками приводили сюда таких детей, желая переложить тяготы по их воспитанию на плечи сестер. Большинство из них отправляли обратно, позволяя остаться лишь идеальным — со стройными ногами, красивыми руками, ясным взглядом и, конечно же, девственным. Аполлон ни за что не принял бы для своего пророческого духа сосуд более низкого качества.

Поэтому, когда эта тонкая, словно тростинка, девочка появилась обнаженной на ступенях храма, Пифия сначала едва удостоила ее взглядом. Ребенок был запущенным, спутанные темные волосы висели неопрятными космами, кожа испещрена оспинами. И все же под неприглядной оболочкой Пифия ощутила нечто глубоко спрятанное. В том, как девочка беспрестанно раскачивалась вперед и назад, в ее глазах, которые хотя и смотрели, но ничего не видели.

Ее опекуны заявили, что девочка обладает божественным даром, что она может сказать, сколько оливок на дереве, лишь взглянув на него, или определить, когда объягнится овца, просто прикоснувшись к животному.

После того как Пифия выслушала эти истории, у нее пробудился интерес к ребенку. Стоя на ступенях храма, она велела девочке подойти к ней. Та повиновалась, но двигалась так, словно тело ей не принадлежало, будто вверх по лестнице ее нес ветер.

— Ты можешь назвать мне свое имя? — спросила ребенка Пифия.

— Ее зовут Антея,— ответил за девочку ее опекун, стоявший внизу. Пифия не сводила с девочки глаз.

— Антея, ты знаешь, зачем тебя сюда привели?

— Твой дом пуст,— пробормотала наконец девочка, глядя в пол.

«Что ж, она хотя бы умеет разговаривать».

Пифия бросила взгляд внутрь храма. В центре главного зала горел вечный огонь. Сейчас там действительно было пусто, но слова, которые прошептала девочка, подразумевали нечто большее.

Возможно, такова была ее манера поведения — такая странная, такая далекая, словно одной ногой она стояла в этом мире, а другой — за его пределами.

Ребенок посмотрел на Пифию своими ясными голубыми глазами, полными невинности. Этот взгляд никак не вязался со словами, сорвавшимися с губ девочки в следующий момент:

— Ты — старая. Ты скоро умрешь.

Опекун попытался бранить ее, но ответ Пифии прозвучал мягко:

— Мы все когда-нибудь умрем, Антея. Так устроен мир. Девочка покачала головой.

— Только не иудейский юноша.

Эти странные глаза буравили ее, и Пифии показалось, что волоски на ее руках зашевелились. Вне всякого сомнения, девочку обучили основам культа Христа и кровавого креста. Но — снова эти слова. Какое странное совпадение!

Иудейский юноша...

Точно так же сказала ее предшественница, пророчившая роковой конец.

— Но придет другой,— продолжала девочка.— Другой юноша.

— Другой юноша? — Пифия склонилась к ребенку.— Кто он? Откуда?

— Из моих снов.— Антея потерла ухо ладонью.

Ощутив в девочке неизведанные глубины, Пифия решила окунуться в них.

— Этот юноша,— проговорила она,— кто он? То, что девочка произнесла затем, заставило собравшихся вокруг людей дружно выдохнуть. Даже они могли распознать святотатство, услышав его.

— Он брат иудейского юноши.— Ребенок крепко прижался к подолу одеяния Пифии.— В моих снах он горит... И он сожжет все. Ничего не останется. Даже Рима.

В течение последнего месяца Пифия пыталась узнать побольше о страшном будущем, которое сулила девочка. Она даже ввела ее в круг сестер. Но Антея лишь глубже уходила в себя, замыкалась и отказывалась говорить. И все же существовал один способ узнать правду.

Если девочка и впрямь несла в себе божественное благословение, сила дыхания Аполлона, его пророческие испарения могли высвободить то, что таилось в странности ребенка.

Но хватит ли ей времени?

Легкое прикосновение к локтю отвлекло Пифию от размышлений и заставило вернуться к реальности.

— Госпожа, солнце...— проговорила юная прислужница. Пифия взглянула на восток. Небо уже сияло, возвещая о скором появлении светила. Снизу доносились крики римских солдат. Слух о необыкновенной девочке распространился быстро. Ее пророчества о неизбежном конце Рима проделали далекий путь и достигли ушей императора. Имперский посланец потребовал, чтобы ребенок был доставлен в Рим, объявив, что девочка одержима бесами.

Пифия отказалась. Боги послали девочку к ее порогу, в храм Аполлона. Пифия не отдаст Антею, не подвергнув ее прежде испытанию и не получив ответы на свои вопросы.