Лена Сквоттер и парагон возмездия

• Предыдущая
• 100/114
• Следующая

100

Он чмокнул меня в лоб и аккуратно прикрыл дверь. Мне почему-то стало грустно.

Я прибралась на кухне, лениво полазила по интернету, уже собралась спать, разделась и выключила свет, как вдруг позвонил Павлик.

— Знаешь, — сказал он серьезно, — я тут подумал, проанализировал все, что ты сказала, и… В общем, я догадался, что это за место.

— И что это за место? — спросила я.

— Я рассуждал так: Воронеж и Тамбов — удобные места, чтобы ездить на охоту и рыбалку. Елец — это дом, где он жил. То есть он запоминал точки, куда планировал вернуться, но вряд ли придавал этому серьезное значение. Скорее, этот брелок был для него игрушкой, которой он играл поначалу, а потом забросил. Ты согласна, что это логичная версия?

— Ну, допустим. И что?

— Например, возьмем точку в Москве — это первый попавшийся ларек возле маршрутки, идущей из аэропорта. Ты сказала, что там год назад была печать фотографий? Он мог прилететь откуда-то и сразу сдать в печать фотографии, а точку запомнить, чтобы за ними вернуться. Судя по всему, он либо прилетел из Кёльна, либо из Анталии. Короче говоря, я отбросил Елец, Воронеж, Тамбов и Москву.

— Допустим. Но Кёльн, питерский Дацан и Анталия — там тоже ничего нет. Даже в Дацане!

— Правильно, — ответил Павлик. — Но это просто значит, что в то загадочное место он не брал свой брелок.

— Почему же? — удивилась я.

— Я тоже подумал: почему? И предположил, что туда он ездил с друзьями, и они брали с собой куда более мощную навигационную систему, чем тупой карманный брелок. Логично? Следовательно, это сложное и труднодоступное место — не случайно он летал в Кёльн закупаться инвентарем для путешествия.

— А зачем он в Кёльне запомнил точку? — поинтересовалась я.

— Не знаю, — ответил Павлик. — Да и какая разница? Может, сравнивал показания с навигационной системой, которую там купил. А может, запомнил точку на шоссе, чтобы удобнее было вернуться и обменять товар, если что-то не так. А может, он заказал там что-то настолько сложное, что его попросили приехать на следующий день, чтобы успеть подвезти со склада. Или чтобы оформить какую-нибудь бумагу для таможенного контроля при вывозе.

— Так что же он там купил и что это за место? — не выдержала я.

— Будем рассуждать дальше, — спокойно продолжал Павлик. — Дацан пока оставим. В Кёльне он купил инвентарь.

Остается у нас Анталия, которая дала очень много важной информации. Которую ты почему-то проигнорировала.

— Что же это за информация? — вскинулась я.

— Он туда приехал загорелым?

— Нуда. Так вспомнили служащие отеля.

— Ну? — требовательно спросил Павлик. — Откуда можно приехать отдыхать на курорт загорелым?

— Понятия не имею! — вспыхнула я. — Они сказали, что он ел, спал и жарился на солнце, но у него было загорелое лицо и белые глаза.

— Вот как? — удивился Павлик. — Про белые глаза ты мне не говорила!

— Забыла, значит.

— И очень зря. А что значит, белые глаза?

— Не знаю. Они так сказали: лицо загорелое, а глаза белые.

— Прекрасно! — воскликнул Павлик. — Я бы догадался вообще сразу, если бы ты мне сказала про белые глаза и загорелое лицо. Итак, выстраивается цепь событий: человек специально ездил в Кёльн покупать такое сложное оборудование, которое там достать проще и дешевле, чем в Ельце или Москве. Потом был в том самом загадочном месте, я полагаю, — для того оборудование и покупалось. А вернувшись, понесся в Анталию с женой — отдыхать, отъедаться и жариться на солнце? Так? Но это значит, он сильно устал, долго недоедал и очень сильно мерз.

— И загорел лицом? — усмехнулась я.

— Именно. Но вокруг глаз загара не было — они остались белые. Знаешь почему? Потому что он загорал в очках.

— И что это значит?

— И ты до сих пор не догадываешься? — удивился Павлик.

— Нет!

— Он был в горах.

Я недоуменно присвистнула.

— В горах? Почему в горах?

— Потому что в горах нужно сложное оборудование. В горах сильный ультрафиолет и можно здорово обгореть лицом, оставив след от очков, которые в горах необходимы. И в горах можно так измотаться и так замерзнуть, чтобы проклясть все и дать себе слово по возвращении мотануться к морю, отдохнуть на солнце.

Я заметила, что стою голая посреди спальни с мобильником и дрожу то ли от холода, то ли от азарта.

— В горах… — произнесла я. — А я-то думала: парашют, акваланг… Скажи, но при чем тут питерский Дацан?

— А вот питерский Дацан как раз ключ, — охотно продолжил Павлик. — У него же тренер родом из Бурятии и был буддистом?

— Ты хочешь сказать, что и мой отец стал буддистом? — удивилась я.

— Как видим, нет, — серьезно ответил Павлик. — Он явно бывал со стариком в Дацане, но буддистом не стал. Иначе он бы ни за что не отправился на ту гору. Он был авантюристом, как и ты. Но буддизм — это ключ. Он кое-что узнал в буддизме, или ему старик рассказал что-то из легенд.

— Так что это за гора? — воскликнула я.

— Скажи мне, — начал Павлик. — Как именно назвал твой отец это место? Он называл его фашистским? Или нацистским? Или местом, где свастика? Это очень большая разница!

Я крепко задумалась.

— Не помню. Что-то в этом роде было сказано, про нацистов что-то… Он был так пьян, что я могла его неправильно понять.

— Выражение Nazi Ort — ты придумала?

— Да. Разумеется. Но не помню почему.

— Ну так знай: он называл это место — местом свастики, — заключил Павлик. — А фашисты тут ни при чем. Место свастики.

3

• Предыдущая
• 100/114
• Следующая