Этаж смерти

Оглавление

— Не назначит, и все, — отрезал Финлей. — А почему, меня не касается.

Я долго смотрел на него. Жизнь или смерть.

— Мы можем срочно где-нибудь поговорить? — наконец спросил я.

Финлей пристально посмотрел на меня.

— Ты решил, что убили Хаббла?

— Хаббла действительно убили, — сказал я. — И то, что Моррисона тоже убили, ничего не меняет.

Мы прошли в круглосуточный магазинчик. Сели рядом у пустой стойки, у окна. Я занял место, где сидела вчера миссис Клинер. Казалось, это было целую вечность назад. С тех пор весь мир перевернулся вверх дном. Нам принесли высокие кружки с кофе и большой поднос с булочками. Мы не смотрели друг другу в лицо. Вместо этого смотрели в зеркало за стойкой.

— Почему ты не получишь повышение? — спросил я. Отражение Финлея в зеркале пожало плечами. Он был озадачен. Не видел связи. Но скоро он все поймет.

— Именно я должен был занять это место, — сказал Финлей. — У меня больше опыта, чем у всех остальных вместе взятых. Я двадцать лет прослужил в крупном городе. В настоящем полицейском участке. А эти, черт побери? Возьмем, к примеру, Бейкера. Он мнит себя большим умником. Но какие у него заслуги? Пятнадцать лет в глухом захолустье? В этом болоте? Черт побери, что он знает?

— Так почему же ты не получишь повышение? — повторил я.

— Это дело личного характера.

— Надеюсь, ты не боишься, что я продам твои откровения желтой прессе?

— Это долгая история.

— Вот и расскажи мне, — сказал я. — Я должен знать все.

Финлей посмотрел на мое отражение в зеркале и глубоко вздохнул.

— Мой срок в Бостоне закончился в марте, — начал он. — Отбарабанил двадцать лет. Без единого нарекания. Восемь благодарностей. Я был чертовски хорошим полицейским, Ричер. Выслужил полную пенсию. Смотрел в будущее с оптимизмом. Но моя жена словно спятила. С прошлой осени она себе места не находила. Мы прожили с ней все эти двадцать лет. Я работал как вол. Полиция Бостона — это сумасшедший дом. Мы работали по семь дней в неделю. Днем и ночью. У всех моих знакомых браки распадались. Все до одного развелись. Один за другим.

Остановившись, Финлей сделал большой глоток кофе. Откусил кусок булочки.

— Но не я, — продолжал он. — Моя жена переносила все стойко. Никогда не жаловалась, ни разу. Просто чудо. Никогда не выясняла со мной отношений.

Финлей снова умолк. Я представил себе двадцать лет в Бостоне. Работа круглые сутки в старом, беспокойном городе. Мрачные здания девятнадцатого века, в которых располагаются полицейские участки. Переполненные тюрьмы. Постоянное давление. И бесконечная вереница наркоманов, преступников, политиков, проблем. Финлею пришлось несладко.

— Все началось прошлой осенью, — повторил он. — Нам оставалось ждать всего полгода. И тогда все должно было закончиться. Мы мечтали купить где-нибудь домик. Устроить себе длительные каникулы. Проводить много времени вместе. И вдруг жена начала паниковать. Заявила, что не хочет проводить много времени вместе со мной. Не хочет, чтобы я уходил со службы. Не хочет, чтобы я постоянно был дома. Она сказала, что, наконец, словно очнулась от сна и поняла: она меня не любит. Терпеть не может. Не хочет, чтобы я был рядом. Ей нравилось то, как все было в течение этих двадцати лет. И она ничего не хочет менять. Я не мог поверить своим ушам. Это была моя сокровенная мечта. Отбарабанить двадцать лет, а затем в сорок пять уйти на пенсию. А потом еще лет двадцать жить в свое удовольствие, пока мы не станем слишком старыми, понимаешь? Это была моя мечта, и я двадцать лет работал как проклятый, чтобы она осуществилась. Но моей жене это было не нужно. В конце концов, она призналась, что при мысли еще о двадцати годах, проведенных со мной в домике, у нее мурашки по коже бегают. Все пошло прахом. Мы стали постоянно ругаться. Я не находил себе места.

Финлей снова умолк. Нам принесли еще кофе. Это была печальная история. Как и все истории о разбитой мечте.

— Так что, естественно, мы развелись, — сказал Финлей. — Нам больше ничего не оставалось. Жена настояла на этом. Это было ужасно. Я не знал, как быть дальше. Потом, когда мне осталось проработать последний месяц, я начал снова читать объявления о вакансиях. Узнал про это место. Связался с приятелем, он работает в отделении ФБР в Атланте. Спросил у него, как и что. Он пытался меня отговорить. Советовал даже не думать об этом. Говорил, что это игрушечное отделение полиции в городке, которого нет ни на одной карте. В объявлении говорилось о старшем следователе, но на самом деле в участке всего один следователь. Раньше эту должность занимал какой-то чудак, который недавно повесился. Командует всем жирный дурак. В городке всем заведует тип из старинного рода, испокон веку живущего в Джорджии, который никак не может запомнить, что рабство отменено. Мой друг из Атланты посоветовал выбросить эту мысль из головы. Но мне было настолько гадко, что я упрямо хотел попасть сюда. Понимаешь, мне казалось, я смогу наказать себя, похоронив здесь. Поэтому я подал прошение и приехал сюда. Со мной встретились мэр Тил и Моррисон. Я произвел на них жуткое впечатление. Я был сам не свой. Не мог связать двух слов. Должно быть, с сотворения мира я был худшим соискателем вакансии. Я выставил себя полным идиотом. Но меня взяли. Наверное, им просто нужен был чернокожий. Я первый чернокожий полицейский в истории Маргрейва.

Повернувшись, я посмотрел ему в лицо.

— Значит, ты полагаешь, что ты просто символ? — спросил я. — И поэтому Тил никогда не назначит тебя главой полицейского участка?