Юбер аллес

Оглавление

311

— Ну ладно, — сказал он, — будем считать, что пока ты свою шкуру спас, пидор.

Облом вздрогнул — как видно, это оскорбление было для него тяжелее предыдущих — но лишь просительно проскулил:

— Начальник, мне бы укольчик, а? И в больничку бы поскорей... две пули все-таки...

— Виктор Сергеевич, так и быть, сделайте этому пидору укол обезболивающего, — обратился ротмистр к полицейскому с аптечкой. — И вон того еще приведите в чувство, пожалуйста — не тащить же нам его.

Обращение по отчеству было, конечно, игрой на публику, но все же Фридрих не мог не восхититься непринужденной легкостью, с какой ротмистр менял тон, обращаясь к бандитам и к своим. Все-таки профессионал хорош даже тогда, когда делает грязную работу.

Скованных бандитов увели; двое санитаров прибывшей труповозки унесли и тело Грязнова. Последними помешение покинули ротмистр, Никонов и Власов.

— Вам, возможно, интересно, почему я не допрашивал их по одному? — проявил проницательность ротмистр. — До этого дело еще дойдет, и с использованием разных интересных препаратов... Пока же мне было важно сломать кого-нибудь одного, и сломать публично, при всех подельниках. От такого он уже никогда не оправится. Отныне он знает, что выход у него один — преданно служить нам.

— Служить? Разве он не сядет на пожизненное? — Фридрих знал, что замена смертной казни пожизненным заключением — это максимальная поблажка, предусмотренная российским законодательством при преступлениях такой тяжести, и даже помощь следствию не позволяет заработать больше.

— Конечно, сядет. Закон есть закон. Но, во-первых, на каторге нам тоже информаторы нужны. А во-вторых... если он хорошо зарекомендует себя в этом качестве, ему устроят побег. Естественно, не для того, чтобы он мирно отсиживался дома.

Фридрих понимающе кивнул. Внештатные агенты во многих отношениях лучше штатных — уже хотя бы тем, что в случае чего их не жалко. И деваться от новых хозяев такому некуда, даже оказавшись на свободе — вздумай он уйти на дно, им даже не придется его искать, достаточно просто известить криминальный мир о его работе на полицию. Пока же то, что он стал стукачом на глазах у подельников, делу не помеха — все равно они не доживут даже до каторги. А если кто и доживет, то лишь потому, что станет таким же стукачом.

— А позвольте узнать, ротмистр, — сказал Власов, невольно понижая голос, — в этой вашей «одиннадцатой лампочке» что, неужели действительно штрик?

Полицейский улыбнулся.

— Нет, конечно. То есть, в принципе, у нас есть небольшой запас для оперативных надобностей... но необходимость использовать настоящий штрик возникает крайне редко. В этом пакете просто сахарная пудра.

Стало быть, подумал Фридрих, в распоряжении русской криминальной полиции все же есть штрик. И, теоретически, убийца Вебера... Да ну, чепуха. Все равно что подозревать в убийстве кирпичом по голове каждого каменщика.

— Надеюсь, вас не шокируют наши методы работы? — осведомился ротмистр, продолжая улыбаться.

— Меня — нет, — заверил Власов. — Хотя кое-кто из моих знакомых правозащитников, вероятно, хлопнулся бы в обморок.

— Это понятно, — усмехнулся полицейский. — «Кровавые нацистские палачи выбивают показания и подбрасывают улики». На самом деле так мы обращаемся только с заведомо виновными, и виновными основательно. К подозреваемым и вляпавшимся случайно подход другой. Наша задача ведь не в том, чтобы похватать или довести до суда как можно больше народу. А в том, чтобы очистить наш город и нашу страну от мрази. И это не просто высокие слова, это принцип, лежащий в основе оценки нашей работы. Ее оценивают не по числу приговоров, а по динамике общего уровня преступности. Начни мы хватать невинных, и диспропорция между количеством арестов и отсутствием снижения, а то и ростом, преступности быстро станет поводом для серьезного внутреннего расследования, с очень внушительными санкциями для виновных — вплоть до расстрела. Опять же, одного лишь признания обвиняемого недостаточно, мы же не большевики. Приговор должен базироваться на материальных доказательствах — изъятых наркотиках, оружии, краденых ценностях... Допустим, можно было бы изымать и подбрасывать одно и то же по многу раз. Но все изъятое сдается и оформляется, обратно его уже не получишь — разве что иногда для специальных операций, по которым отчетность вообще строже некуда. Если изъять, но не сдать — не получится вынести приговор тому, у кого изъяли... Но, разумеется, бандитам знать все эти тонкости не обязательно. Они должны верить, что мы способны на что угодно, что, попав в наши руки, они должны не качать права, а думать о том, как помочь следствию и заслужить хотя бы частичное снисхождение. Знаете, как пишут на плакатах: «Полицейский — лучший друг честного гражданина, помощник оступившегося и самый страшный кошмар закоренелого преступника». Немного пафосно, но по сути верно...

— Вернемся к практическим вопросам, — сказал Фридрих. — Что делать, когда мне снова позвонит Спаде?

— Ну, в принципе мы могли бы поставить ваш телефон на прослушивание... — произнес ротмистр, все своим видом давая понять, что не особо надеется на согласие.

— Это исключено, — не обманул его ожиданий Власов.

— Тогда вот что. Сейчас дойдем до фургона, и я дам вам еще один аппарат. По сути, обычный целленхёрер, ну, с некоторыми дополнительными функциями. Под расписку, вы уж не обижайтесь — отчетность... Когда наш объект снова с вами свяжется, вы нажмете кнопку на этом аппарате, автоматически пойдет перехват, запись и передача нам сигнала.