Пятый постулат

Оглавление

И так с утра до вечера, ни присесть, ни отдохнуть — дело всегда находилось, сложа руки никто не сидел!

Пришлось учиться разбираться в достоинствах разных монет, привыкать носить юбки и делать множество других вещей, которые раньше Маше не могли присниться даже в страшном сне. Хорошо, что девушка не была избалованной и привередливой, а то ей тяжело пришлось бы здесь: обитать в тесной каморке, есть простую, хоть и сытную еду, которая полагалась слугам (она каждый раз негодовала, слыша это отвратительное слово), ходить, опустив глаза…

Она научилась всему, твердя про себя каждый раз слова Вождя о том, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». А эта социальная система ей, мягко говоря, не нравилась, но выбирать не приходилось. Пока оставалось только думать о том, как бы изменить ее к лучшему!

Одному Маша так и не научилась — кланяться. За это ее однажды побила хмурая хозяйка, госпожа Валия, — не с той ноги встала, а тут еще служанка королевой ходит, спину лишний раз не согнет! Когда Валия подняла руку (вернее, веник) на Машу, та пришла в ужас: да как можно избивать других людей?! Ведь они такие же, как и ты сам, кто дал тебе право распоряжаться чужой судьбой, кто поставил выше других?! Маша этого не понимала и уже собралась уйти, когда вдруг осознала, что идти ей совершенно некуда. Не в лес же податься, в самом деле!

Пришлось остаться в доме портного, однако и позволить кому-либо бить ее Маша не могла (это означало бы полную потерю самоуважения!), а потому она начала носить с собой книгу Вождя в сумке, которую сама кое-как сшила из ненужных обрезков тканей.

Как-то госпожа Валия, в очередной раз пребывая в дурном настроении, замахнулась на Машу хлыстом (она обожала эту вещь, воображая себя, должно быть, укротительницей диких животных), но девушка поудобнее ухватила увесистый том и предупредила:

— Только попробуйте меня тронуть, я в долгу не останусь!

В голосе ее звучала такая мрачная решимость, что хозяйка отступила, так как уверилась — эта ненормальная не преминет исполнить свою угрозу. Но злобу затаила, да еще какую! Тем более она начала замечать, что драгоценный муженек посматривает на новенькую служанку с неподдельным мужским интересом, так и шарит взглядом по ее прелестям. Для госпожи Валии это было совершенно непереносимо — в прошлом она была красавицей, но успела уже постареть и подурнеть, некогда соблазнительная фигура после родов оплыла и сделалась бесформенной. А тут муж засматривается на служанку, молодую и крепенькую, ну как такое перенести?! Госпожа Валия не упускала ни единой возможности упрекнуть Машу, так что той несладко жилось в доме портного. Девушка совершенно не понимала поведения злющей тетки, ведь Вождь учил, что собственнические отношения между мужчиной и женщиной — пережиток прошлого! Но хозяйка явно не собиралась от него избавляться и еще больше невзлюбила Машу. А когда та попыталась прочесть ей лекцию на эту тему, взяла да и заперла ее в чулане, а еще без ужина оставила! А что? Если битьем служанку не выучишь, то и другие пути найдутся!

Так и тянулись долгие зимние месяцы, и единственной отдушиной для Маши стало чтение сочинений Вождя, единомышленников пока у нее не было. Селяне отмахивались от девушки и считали общевистские идеи бредовыми, а то и вовсе прогоняли, обидно обзывая убогой и полоумной.

Вообще-то девушка всегда думала, что крестьяне и ремесленники при капитализме жили очень плохо и бедно, — так учили на уроках истории, — но это были какие-то другие люди! Здешние обитатели жили неплохо, угнетать их, судя по всему, никто не собирался, да и откровенных бедняков Маша не видела. У кого не было своего хозяйства, тот нанимался к зажиточному соседу. Конечно, все хотели жить лучше, но не желали ради этого чем-то жертвовать. Самый большой риск, на который они соглашались пойти, — так это купить телочку или бычка в чужой деревне! Что до роста благосостояния… Они готовы были вкалывать на своем поле с утра до ночи, по необходимости работали на общинном. Урожая не соберешь — нечем будет подати платить, тогда придется с себя портки снимать! Но вот делиться с бедными не желали совершенно. Что больше всего поражало Машу: даже те, кто выбился в середнячки из самых низов, кто еще не забыл, каково это — быть бедным, отказывались проявлять трудовую солидарность наотрез. Мы своим горбом себе все заработали, говорили они, а эти на готовенькое хотят? Нет уж, пускай трудятся до седьмого пота, а там видно будет, гожие это люди или нет!

Маша утешала себя тем, что сразу революции не делаются, нужна подготовка, и в редкие свободные часы проводила уроки политграмоты. На них, правда, приходило совсем мало народу, и то, как подозревала Маша, от скуки — долгими зимними вечерами заняться было особенно нечем, молодежь на посиделки собиралась, а кто постарше, особенно одинокие, не знали, куда себя деть. А тут и с соседями встретишься, и рукоделием каким-нибудь можно заняться в компании, пока рыжая девица бубнит что-то непонятное.

Несколько раз заглядывал староста, чтобы узнать, как идут у нее дела. А что она могла на это ответить? Конечно, будущее виделось ей не в самом радужном свете, в чем она честно призналась. Ранек покивал (почему-то с довольным видом) и туманно намекнул, что все может измениться, стоит ей только захотеть. Не пожелав сообщить подробности, он лишь загадочно усмехнулся и велел ей непременно быть на празднике начала лета.

Тут еще одна проблема прибавилась: на исходе зимы хозяин перешел от пассивного любования к активным действиям. Для начала он позвал Машу и непререкаемо велел: