Ух, началось!

Оглавление

– Если надо будет, позвоню… младшей сестренке. Она уже в институте учится, в этом году поступила, и через нее передам, что надо. Не думаю, что прослушка стоит на всех телефонах клана.

– Ясно.

Я достала из шкафа кипу чистого постельного белья, показала, где хранятся полотенца, и пообещала звонить, если что… Когда Ник вез меня к родителям, по пути показала ему магазины, где можно купить готовую еду. Так-с, с гостем вроде разобралась.

Ворвавшись в дом к ничего не подозревающим и уже давно спящим по причине трех часов ночи родителям и расцеловавшись с ними, поднялась в свою детскую комнату, пристроенную папой над гаражом. Чтобы попасть туда, надо преодолеть настоящий лестничный пролет. Любимое место игр и повод для гордости в детстве.

Переодевшись, медленно спустилась и пошла делиться «впечатлениями». Благо сонные родители, видя мое утомление, удовлетворились коротким:

– Ух, соскучилась по вас – ужасно! Устала… Я пока поживу у вас? Да?

На самом деле меня просто распирало желание рассказать обо всех ужасах, приключениях, а главное, об оборотнях – маме с папой! Да, я понимала, что это будет глупо и они воспримут все как шутку, но во мне словно горел костерок, который в себе держать было сложно… Я сжала руки в кулаки, боясь выпустить эту новость из себя.

Мама возмущалась: как же нужно пренебрегать здоровьем, чтобы так исхудать. Папа подмигнул. Я в ответ только улыбалась, уверяя маму, что две недели спокойной жизни дома – и все потерянное вернется. На расспросы о собаке равнодушно отвечала, что вернула ее хозяину перед отъездом, так как он оставлял мне ее на время.

Наконец сжалившись над разбуженными родителями и сославшись на усталость за сутки пути, подхватила большое зеленое яблоко из вазы, стоявшей на столике в комнате, и ушла к себе переваривать информацию.

Оставшись одна, я долго лежала на диване без сна. Среди знакомых вещей и любимых запахов. Моя крепость – дом детства… И как сейчас оно мне действительно нужно! Место, где я чувствую себя в безопасности!

Подсознательно испытывая глубокую потребность укрыться в надежном тылу, я понимала, что поеду к маме с папой еще до того, как Ник сказал, что будет со мной. Хотелось отрешиться от всех новостей, закрыться в комнате и никуда не выходить… И главное – ни о чем не думать!

Чувство эйфории улетучилось напрочь, обрушив на меня весь страх приключившейся ситуации. И если при Нике я держала себя в руках, то, оставшись одна, просто утонула в ужасе.

Нас могли убить… могли убить! И не раз! Это понимание отрезвило меня не хуже жестокой пощечины. И я наконец провела глубокий разбор всего, что произошло. Опасность, бандиты, и, главное, – я всей кожей ощущала ту пустоту, что будет окружать меня теперь постоянно. После во всех смыслах удачного спасения, долгой дороги по заснеженной стране в маленьком спортивном автомобильчике Ника, бесед о клане и его замечательном вожаке у меня на кухне… я вынудила себя посмотреть правде в глаза.

Я на самом деле влюблена в Тео, по-настоящему! А он… А он – не знаю… Скорее всего, все, чего он хотел от меня, – новых оборотней хищного оборота. Как и сказала Сейрра. Она ему действительно подходит! Не то что я… Иначе его убьет клан. Клан, в который он вложил столько сил и души.

Думать об этом было безумно больно! Да и с обманом я не смирилась. С оборотнями смирилась, а с обманом нет! В любом случае мне ничего уже с ним не светит. Больше я его не увижу. Я накрыла глаза ладонью.

Сама я к нему не поеду. И он сюда не вернется. Зачем? Ника вызовет, и все…

Какая я безмозглая! Убегать, а потом глупо грезить, что он окажется рядом, да еще и с объяснениями своих поступков! Ну никакой логики! Как в анекдоте – ждать весь день его звонка, чтобы не поднять трубку.

Я грустно хмыкнула.

Нет, конечно, я могу помечтать, что богатый красавец влюбленным принцем рванет через полстраны за простым бухгалтером, ужасно стеснительным… но в жизни ведь так не бывает…

Я отвернулась от света фонарей, льющегося в комнату из окна, упершись носом в спинку дивана. Может, если бы ему было лет восемнадцать, я бы поверила. Или мне…

Нет, я и сейчас во все, что угодно, поверю, потому что очень хочу, но отрезвление придет, и что?

Утром, когда заглянула мама, я сослалась на грипп, ужасную головную боль и вниз не пошла.

Два дня я не выходила из детской, слишком подавленная, чтобы плакать или разговаривать. Кушать я не могла, мешал какой-то комок в груди. Зато старалась как можно больше спать, а настырный разум упорно пытался копаться в воспоминаниях.

Мама позвонила на работу и уговорила Наталью Семеновну продлить мне отпуск за свой счет.

На третий день вмешался папа, явившись ко мне с уговорами позавтракать.

– Пап, да все нормально! – вяло ответила я, мечтая остаться одна. – Просто не хочу.

Я чувствовала, что в моем голосе зазвучали совершенно лишние, беспросветные интонации, и постаралась умерить истерику. Надо, чтобы голос звучал спокойно и невозмутимо. Как всегда.

Отец что-то почувствовал, так как оторвался от двери и присел ко мне на диван, спросив:

– Даш, а давай я ему морду набью!

– Пап, ну с чего ты взял?! Кому «ему»?! – Хотя вульгарное слово «морда» подходит к моему случаю невозможно точно. Да и папа удивил: это слово явно не из его лексикона.

– Тому, кто обидел мою маленькую девочку!

– Твоей маленькой девочке почти под три десятка… а ума все нет! – Я, искренне сожалея о нехватке ума, вздохнула и повернулась лицом к отцу.

– Это только кажется, что три десятка. – Папа улыбнулся ласково, как в детстве. Только чудесного чувства, что он возьмется и все исправит, не появилось. – На самом деле моей крохе где-то около шестнадцати, и она только начинает постигать этот мир.