Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом

Оглавление

Все бы столько фашистов наколотили, – продолжал тот же тон капитан, – к Берлину бы подходили. Ну, что, идешь? Вторую звездочку через неделю получишь.

Какой из меня разведчик? Правая рука до сих пор не отошла, легкие больные. Поищите среди других. В штабе столько боевых ребят ходит. Чем не разведка!

Со штабом я перехватил. Капитан покраснел и очень серьезно проговорил:

– Вас, младший лейтенант Волков, храбрым танкистом считали. Выходит, слухи преувеличены. Не уверен, потянете ли обычный взвод. Вы свободны.

Я, кряхтя, поднялся с табуретки и пошел к двери.

– Подумай, – сказал вслед капитан. – Не надо дура ком прикидываться.

Проходя через помещение штаба, глянул на затянутых в узкие юбки телефонисток, сытых писарей с медалями, капитанов и майоров с новенькими погонами и орденами. Сплюнул с крыльца, посмотрел на здоровяка-часового в хорошей шинели, с автоматом «ППШ». Его вид меня еще больше разозлил. Дело в том, что на мне была старая солдатская шинель «БУ», латаная, прожженная. Трофейные автоматы и личное оружие у нас забрали еще в особом отделе. Вместо «ТТ» мне выдали такой же вытертый, как шинель, «наган» двадцать пятого года выпуска.

– В немца хоть раз из своего автомата стрельнул? – спросил я у постового.

– Проходите, товарищ младший лейтенант, – строго ответил сержант. – С постовым не положено разговаривать.

– Конечно. Только мне поручили отобрать десант из лишних тыловиков. Комплекция у тебя подходящая. Думаю, подойдешь. Тем более автомат. Готовый десантник.

Наверное, у постового шевельнулась тревога. Что такое танковый десант, он понимал. Пехота очень неохотно шла к нам в десантники.

Потери в боях они несли, как правило, большие. Растерявшись, сержант повторил, что разговаривать с часовым не положено и вообще он недавно перенес воспаление легких.

– А выглядишь молодцом, – продолжал я вымещать свою неприязнь к штабникам. – Через пару дней загляну. Люди мне нужны. Командиром отделения поставлю.

– Не надо, товарищ лейтенант, – попросил сержант. – Я ведь воевал, ранен под Харьковом был. Еще не оклемался.

– А чего тебя здесь в штабе тормознули? На передовой сержантов не хватает.

– Я на баяне хорошо играю. Товарищ замполит меня за это ценят. Вроде как в политмассовой работе участие принимаю.

Неподдельный страх сержанта снова оказаться под пулями заставил меня невесело усмехнуться.

– Ладно, лечись и крепче штаб карауль.

Я шагал к себе, вспоминая встречу с начальником разведки. Кто из нас больше дурак: капитан или я? Конечно, я. Капитан отхватил неплохую должность, в чистоте, без вшей. И телефонистку какую-нибудь в ППЖ наверняка прибрал. А у меня танк, землянка да ячневая каша на ужин. По дороге встретил Антона Таранца. Он поинтересовался, почему я такой кислый. Все же в штабе побывал, с начальством пообщался.

– От капусты с ячкой, – закуривая его «беломорину», ответил я. – Да еще в разведку один умный капитан сватал.

– Ну а ты?

Отказался. Их командир Бутов мне не слишком понравился. Хотя бойкий, орденами обвешанный. Лучше уж с тобой вместе будем воевать. Правда, он обещал подумать, достоин ли я высокой должности командира взвода.

Во черт, – почесал затылок Антон. – Ты ведь приказом еще не проведен. Сегодня же рапорт отнесу на подпись. Надо побыстрее. От штабных героев любой гадости можно ждать.

– Утвердят?

– Не дури. Кого еще ставить? Этих, что ли?

Он кивнул в сторону нескольких «шестимесячных» младших лейтенантов, присланных на пополнение роты после окончания ускоренных курсов танковых училищ.

– Тебе два командира танков полагаются. Поговорю, пришлю. И вечером приходи на ужин. Жареная картошка с салом, грибочки. Эх, повеселимся.

Остаток дня занимался знакомством с экипажами. Младший лейтенант прибыл на новеньком танке прямиком из Нижнего Тагила.

– Михаил Худяков, – представился он. – Окончил Челябинское танковое.

Худяков в боях еще не участвовал, но держался уверенно и, судя по шуткам, был парнем веселым и неглупым. Второй командир танка – полная противоположность тщедушному улыбчивому Худякову. Старшина Фогель, крепко сбитый мужик, лет тридцати, смотрел на меня сосредоточенно и хмуро. Радости по поводу прибытия в мой боевой взвод, судя по выражению лица, он не испытывал. Да и вообще семейные мужчины в возрасте относились к войне совсем по-другому, чем молодежь.

Фогель – вроде немецкая фамилия. В переводе означает птица. Но поволжских немцев с детьми еще в сорок первом вывезли за Урал.

Даже тех, кто воевал, независимо от должности, увольняли из армии и тоже везли на север или в Казахстан на «трудовой фронт». Обстоятельный старшина Павел Никифорович Фогель объяснил, что родом из-под Саратова, а фамилию их семья получила лет сто назад.

Помещик у них был немец и фамилии своим крестьянам давал немецкие. Старшина успел повоевать в пехоте, был ранен, окончил курсы механиков-водителей, но, учитывая боевой опыт, был направлен на должность командира танка.

– В пехоте долго воевал?

– Долго. Четыре с половиной месяца.

Миша Худяков сделал удивленное лицо. Восемнадцатилетний младший лейтенант не понимал, что многие пехотинцы, прибыв в роту, не доживают даже до следующего вечера. Одна атака – и половина роты лежит мертвая на нейтралке, остальные ползут, кто раненый, кто контуженый. Значит, умел воевать Павел Никифорович Фогель, если целых четыре с половиной месяца продержался в пехотной роте. Затем ранение, госпиталь, учился на курсах механика-водителя, которые окончил на «отлично» и получил звание старшина. Старшины обычно командовали легкими танками, но у меня во взводе были «тридцатьчетверки». Ладно, глянем в бою, что ты за птица – Фогель.

В газетах, которые нам аккуратно доставляли в батальон, не упоминали о взятии немцами Харькова. Больше говорили о победе под Сталинградом. Много было репортажей из освобожденных городов, где рассказывалось о зверствах фашистов.

Писали и о том, что перед Сталинградским областным советом, в связи с приближающейся весной, остро встала проблема захоронения огромного количества уничтоженных немецких солдат. Позже, вспоминая события марта сорок третьего года, я с трудом находил в справочниках и документальных сборниках эту трагическую страницу – взятие немцами Харькова. Не знаю, как там в верхах, но нам, рядовым участникам сражения, стыдиться было нечего. Под Харьковом немцы понесли серьезные потери. И самое главное, дальнейшее запланированное наступление на восток захлебнулось. Хотя фрицы снова продвинулись, где на 80, где на 120 километров, но дальше их не пустили. С апреля по июнь почти на всех фронтах установилось относительное затишье. Немцы выдохлись.

Обидно, что во многих исторических справочниках март сорок третьего как бы выпадает. После главы о победе под Сталинградом сразу идет описание Курской битвы и наступления в сторону Днепра. А ведь двадцать с лишним тысяч наших солдат и офицеров, погибших под Харьковом, внесли свою долю в срыв немецких планов летом сорок третьего и в целом в нашу победу.