Джойленд

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Исключением было «Каролинское колесо». Оно возвышалось над землей на сто семьдесят футов (как я выяснил позже) и едва заметно вращалось.

На входе стоял крепко сбитый мускулистый мужик в выцветших джинсах, грязных замшевых ботинках и майке.

На угольного цвета волосах сидел котелок. За ухом торчала сигарета без фильтра. Он походил на мультяшного ярмарочного зазывалу, сошедшего со страниц старых газет. Рядом на ящике из-под апельсинов стояли открытый ящик с инструментами и большой переносной радиоприемник. «Фэйсез» исполняли «Будь рядом». Мужик подтанцовывал в ритм музыке — руки в задних карманах, бедра покачиваются из стороны в сторону. Я вдруг поймал себя на абсурдной, но совершенно ясной мысли: когда вырасту, хочу быть похожим на него.

Он указал на пропуск.

— Тебя послал Фредди Дин, верно? Сказал, что все закрыто, но прокатиться на «Каролине» можно.

— Да, сэр.

— Поездка на колесе означает, что ты принят. Фредди редко позволяет новичку осмотреть парк с воздуха. Так ты будешь тут работать?

— Думаю, да.

Он протянул мне ладонь.

— Я — Лэйн Харди. Добро пожаловать на борт, приятель.

Мы пожали руки.

— Девин Джонс.

— Рад познакомиться.

Он поднялся по ведущему к колесу пандусу и дернул за длинный рычаг, похожий на рукоятку переключения передач в автомобиле. Колесо медленно остановилось. Одна из ярко разукрашенных кабин (на каждой красовалось изображение Гови, Пса-Симпатяги) покачивалась у посадочной площадки.

— Давай, двигай туда, Джонси. Я запущу тебя наверх — маршрут опасен, но вид прекрасен.

Я забрался в кабинку и закрыл за собой дверь. Лэйн проверил, надежно ли она заперта, опустил перекладину безопасности и вернулся к своим примитивным приборам управления.

— Готов к взлету, капитан?

— Думаю, да.

— У тебя глаза на лоб полезут, вот увидишь.

Он подмигнул и толкнул рычаг. Колесо начало вращаться, и вот уже Лэйн смотрит на меня снизу вверх. Как и пожилая дама из палатки предсказаний: вытянув шею и рукой прикрыв глаза от солнца. Я помахал ей. Она не ответила.

И вот я уже парю над парком (лишь причудливые изгибы «Шаровой молнии» поднимались еще выше) в холодном воздухе ранней весны, а все мои проблемы, как ни странно, остались там, на земле.

Джойленд не был тематическим парком — то есть состоял из самых разных аттракционов. В нем были еще одни американские горки под названием «Мозготряс» и водный парк «Брызги и визги капитана Немо». В западной части парка находилась площадка для малышни под названием «Деревня „Туда-Сюда“». Еще был концертный зал, где по большей части (и это я тоже узнал чуть позже) выступали кантри-музыканты и рокеры, чей пик славы пришелся на пятидесятые или шестидесятые. Помню, как-то раз там давали совместное выступление Джонни Отис и Биг Джо Тернер. Мне пришлось спросить Бренду Рафферти, нашего главного бухгалтера и своего рода покровительницу Голливудских Девчонок, кто они такие. Бренда посчитала меня невеждой; я посчитал ее старухой. Наверное, мы оба были правы.

Лэйн Харди поднял меня на самый верх и остановил колесо. Я сидел в раскачивающейся кабинке, вцепившись в перекладину, и смотрел на новый мир. На западе лежали равнины Северной Каролины — неправдоподобно зеленые для парня из Новой Англии, который искренне считал март грязным и холодным предвестником настоящей весны. На востоке раскинулся океан, отливающий металлической синевой и взбивающий кремовую пену на пляже, где я на протяжении нескольких следующих месяцев буду нагружать свою сердечную мышцу. Подо мной находился добродушно-суматошный Джойленд — большие аттракционы, маленькие аттракционы, концертный зал и павильоны с едой, сувенирные лавки и «Автобус Пса-Симпатяги», который доставлял посетителей к ближайшим мотелям и, конечно же, на пляж. К северу расположился Хэвенс-Бэй. Отсюда город казался нагромождением детских кубиков, из которого по четырем основным сторонам света возвышались шпили четырех церквей.

Колесо вновь пришло в движение. Я спускался, ощущая себя персонажем сказки Редьярда Киплинга на конце слоновьего хобота.

Лэйн Харди подвел кабинку к посадочной площадке, но дверь открывать не стал — в конце концов, мы были почти коллегами.

— Ну как?

— Здорово.

— Да, неплохо для стариковской карусельки, — он сдвинул котелок на затылок и бросил на меня оценивающий взгляд.

— Какого ты роста? Шесть и три?

— Шесть и четыре.

— Угу. Ну вот и посмотрим, как ты будешь выглядеть со своими шестью футами и четырьмя дюймами на этом колесе в середине июля, когда будешь распевать в мехах «С днем рождения тебя» какому-нибудь сопляку со сладкой ватой в одной руке и тающим мороженым в другой.

— В каких мехах?

Но Лэйн лишь вернулся к рычагу, так и не ответив на мой вопрос.

Может, он просто не услышал меня из-за радио, которое теперь выкрикивало «Крокодиловый рок». А может, хотел, чтобы роль одного из Псов-Симпатяг Джойленда стала для меня сюрпризом.

До встречи с Фредом Дином оставался еще целый час, вот я и направился по Песьей тропе к вагончику-кафешке, дела у которого шли очень даже неплохо. В Джойленде в собачьем стиле было оформлено не всё, но многое, включая и эту закусочную. Называлась она «Лайское наслаждение». Бюджет поджимал, но все-таки я мог потратить пару баксов на чили-дог и картошку фри.

Около своей палатки дорогу мне преградила мадам Фортуна. То есть, не совсем: мадам Фортуной она была с пятнадцатого мая и до Дня труда. В течение этих шестнадцати недель она надевала длинные юбки, воздушные многослойные блузки и украшенные каббалистическими знаками шали. В ее ушах красовались золотые серьги-обручи, такие тяжелые, что оттягивали мочки. Говорила она с тяжелым цыганским акцентом, словно персонаж ужастиков тридцатых годов, в которых замки обязательно окутывает туман, а вокруг воют волки.