Одна ночь и вся жизнь

Оглавление

Его поразили сила и решительность маленькой девочки. Почему же теперь, при виде своей дочери, он почувствовал такое сильное потрясение, что ему показалось, будто кто-то схватил его за сердце и постарался его вырвать?

Даже сейчас никто не знал, спасет ли эта пересадка Элени.

Он снова окинул взглядом больничную палату своей дочери. Элени прислонилась к подушкам, она выглядела трогательно худенькой. Но она улыбалась уголками губ. Элени посмотрела на огромную книжку с картинками и сказала что-то, чего он не смог услышать.

Должно быть, это была шутка. Даже сквозь стекло он услышал, как женщина возле нее рассмеялась в ответ.

Софи.

Софи и Элени. Элени и Софи.

Он покачал головой, как будто пытался избавиться от смятения. Раньше он уже видел их вместе. Софи каждый день навещала Элени. За эти дни они сблизились еще сильнее. Это было очевидно, даже несмотря на то, что Софи старалась с ним не встречаться. Впрочем, он не мог ее винить. Они ни разу не оказались вместе наедине с того дня, когда он ревниво и гневно разговаривал с ней.

Удивительно, что после этого Софи не уехала. И не приняла его предложение, когда он сказал ей о ее возможном отъезде в Сидней. Софи осталась. Ради Элени.

—Коста?

Он повернулся — к нему по коридору быстро шла его мать.

—Что-нибудь случилось? Ты выглядишь таким...

—Ничего не случилось, — успокоил он ее. Он повернулся спиной к стеклянной стене. — Нет никаких изменений. Кажется, у нее все довольно хорошо.

Он обнял мать и крепко поцеловал в обе щеки.

Она взглянула сквозь стеклянную стену и улыбнулась.

—Приятно видеть их вместе. Они так сблизились... На первый взгляд эта девушка очень похожа на Фотини, что удивительно. Но, несмотря на внешнее сходство, они очень отличаются друг от друга.

—Мы не станем говорить об этом.

Костас повернулся к стеклянной панели и увидел, что Софи закрыла книгу и подняла глаза, после чего обнаружила, что он за ней наблюдает.

Костас замер.

Они так долго смотрели в глаза друг другу, что он почти забыл о своей матери, которая стояла рядом с ним.

—Прячась от правды, ты не заставишь ее уйти.

Он наблюдал, как Софи положила книгу рядом с кроватью, а потом повернулась и начала разговаривать с Элени.

—Верь мне. Я ни от чего не прячусь.

—Вот как? Но ты мрачнеешь всякий раз, когда смотришь на Софи. И ты все еще не желаешь разговаривать о Фотини.

Он повернулся к матери и пристально посмотрел на нее.

—Это неподходящее время и неподходящее место.

—Когда же наступит это подходящее время? Ты избегаешь разговоров о Фотини с тех самых пор, как произошел несчастный случай.

—Здесь нечего обсуждать. Но не беспокойся, я понимаю, как отличается Софи от своей двоюродной сестры. Софи — не избалованная богатая наследница, и она не пустая, и не эгоистичная.

—Коста! Это не то, что я имела в виду. И такая грубость не в твоем характере. Тем более после того, как ты поддерживал Фотини. Ты делал все, что мог делать муж, чтобы ей помочь. Больше того, что сделали бы многие мужчины.

И чего он добился? Несмотря на свою бдительность, несмотря на свое неизменное терпение, он не спас ее от нее самой.

Костас почувствовал знакомый ему беспомощный гнев. Может быть, если бы он испытывал к ней истинную любовь...

—У нее была тяжелая послеродовая депрессия, — сказала его мать. — И не было ничьей вины, когда ее положение обострилось настолько, что все вышло из-под контроля.

—Я с этим не согласен. Моя жена не обращала внимания на советы врача и сторонилась своей семьи. Если бы она не пыталась бороться с болезнью с помощью выпивки и вечеринок, она не потеряла бы самообладание и не разбилась бы.

Если бы только Костас был с ней в тот вечер! Он не должен был обращать внимание на легкий жар Элени, не должен был предоставить няне позаботиться о дочке. Мог бы отложить последнюю телеконференцию с Сингапуром. Он должен был...

—Не было ничьей вины, сынок. Это произошло не из-за тебя.

—И в том, что заболела Элени, тоже нет ничьей вины.

Но в глубине души Костас чувствовал себя виноватым. Именно он подвел свою дочь!

—Не вини себя, Коста. Тебе нужно время, чтобы освободиться от этого. Чтобы снова научиться доверять.

Он резко поднял голову. Итак, они снова заговорили о Софи ...

Костас спросил себя, что сказала бы его мать, если бы точно знала, как ему хочется довериться Софи Пэтерсон. Насколько сильную связь с нею он чувствует.

Но Костас хорошо усвоил последний урок. Доверие — иллюзия, без которой он мог обойтись. Несмотря на то, что у него было сильное искушение поверить...

После смерти жены ему меньше всего был нужен новый роман. Особенно с еще одной девушкой из дома Лиакосов.

Его мать покачала головой, потом стала готовиться к визиту в палату Элени — мыть руки и надевать маску и халат.

Костас смотрел, как его мать входит в палату. Он собирался пойти поговорить с врачом. До сих пор медики вели себя довольно оптимистично, но соблюдали осторожность. О выздоровлении Элени они говорили уклончиво. Это доводило Костаса до безумия. Ему требовалось нечто более конкретное.

Когда он зашагал по коридору, то услышал, как у него за спиной открылась дверь. Услышал, что кто-то тихо разговаривает, потом — чьи-то шаги. Это была Софи.

Он остановился.

Софи сняла маску и халат, стараясь не глядеть на Костаса, который пристально смотрел на нее. Это заняло всего несколько секунд. Она жалела, что не дольше... Все что угодно, лишь бы отсрочить их неизбежный разговор!