Марджори в поисках пути

Оглавление

Марджори помедлила. История с Имоджин набросила на нее какую-то пелену. Ноэль казался менее угрожающим, а его обаяние поблекло; их прошлый роман был скорее тривиальным, чем трагичным. Она дала ему сухой отчет о Моррисе Шапиро.

Ноэль сказал, уставившись в свой мартини, вращая ножку бокала в длинных загорелых пальцах:

— Похож на настоящего парня. Рядом с ним я немного несерьезный, без сомнения, не имеющий особой серьезности.

— Ну, вы так же непохожи, как день и ночь, я бы сказала.

— Ты говоришь так, будто могла бы влюбиться в него, но еще этого не сделала.

— Ты переходишь на личное.

— В чем разница? Сколько проживет любой из нас? Удивительно, Мардж, как незначительны все наши маленькие опасные маневры. Давай с тобой заключим договор. Давай всегда говорить друг другу правду, если наши пути пересекутся один раз за десять лет. Будет чего ждать.

— Я не очень давно знаю Морриса. Одно я могу сказать уверенно — он помог мне покончить с нашей… неразберихой быстрее, чем я предполагала. Я больше нисколько на тебя не сержусь.

Мартини успокаивало ей нервы.

— Если это не обидит тебя, то в данный момент ты кажешься мне приятелем школьных лет — стремительным и красивым, но все в полном порядке, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Действительно, я понимаю. Отрезанные когти и вырванные клыки.

— Если ты хочешь так все представить…

— Дорогая, я вынужден доложить, что толстые коротконогие сеньориты в Мексике не дали мне многого. Но я ни о чем не жалею, мы с тобой сделали единственную разумную вещь. Сентиментальное раскаяние — это довольно приятное состояние. Не хотела бы потанцевать?

Некоторое время они молча танцевали среди других пар, потом она сказала:

— Я забыла, как хорошо ты танцуешь.

— Этому помогает ощущение, что ты держишь в своих руках цветок, а не девушку.

Она почувствовала, как краска залила шею и щеки, и взглянула на свои часы:

— Тебе не кажется, что нам лучше поужинать?

— Я бы охотнее закончил танец и пропустил блюдо или весь проклятый ужин, если это для тебя не имеет большого значения.

— Делай, как тебе хочется, Ноэль. Это твоя маленькая вечеринка.

Он держал ее за руку, возвращаясь к столику, когда музыка закончилась.

— Знаешь, ты все еще Марджори в моих глазах. Я успокоился. Мне приятно знать, что прошлой весной я не был в каком-то странном положении обычного вора с Вест-Энд-авеню.

— У тебя неудачно сложились дела, Ноэль. «Обычный вор с Вест-Энд-авеню».

— Но это как раз то, чем ты не являешься. Ты дриада, которая замаскировалась по какой-то зловещей причине. Возможно, для того, чтобы уничтожить меня.

Официант подал утку и рис, красное вино. Она снова взглянула на часы.

— Что случилось со временем? Уже больше восьми. Я не могу есть. Твой самолет в девять, а ты еще не упаковал вещи. Ты должен бежать сейчас же.

— Я могу проглотить несколько кусков.

Он взял не спеша нож и вилку.

— Ноэль, у тебя будет несварение желудка, и ты не успеешь на свой самолет.

Он усмехнулся.

— Ну, без сомнения, время признаваться. Мой самолет улетает в полночь.

После минутного удивления она не знала, смеяться ей или сердиться.

— Ты негодяй, есть ли хоть одна косточка правды в твоем теле? Ты вообще-то летишь самолетом? Ты летишь в Голливуд?

— Я лечу в Голливуд, это правда. И в полночь, Мардж, прекрати хмурить свои милые бровки. Приближается возраст, когда тебе придется думать о морщинах на лице. Дьявол бьет в колокола, ты выглядела таким испуганным кроликом, когда я в первый раз влез в такси с тобой, что я подумал, может, тебя это успокоит, если я скажу, будто уезжаю из города в девять. Это была не ложь. Это было смягчение правды на три часа. Разве так не лучше? Мы можем воспользоваться нашим временем.

Он выпил вина.

— Попробуй свое бургундское. Оно превосходное.

Марджори сказала:

— Ровно без двадцати минуть девять я поднимаюсь и ухожу из-за стола. Запомни.

Пока они ели, он рассказывал ей о ресторанах в Мехико; о роскошных отелях в примитивной горной стране, где подавали марочные вина и изысканную еду. Он вызывал у нее смех и трепет рассказами о безумном мультимиллионере из Оклахомы, с которым Ноэль и его приятель-скульптор носились по округе в черном «кадиллаке» и целую неделю жили как принцы.

Музыканты снова заняли свои места и начали играть «Старое лицо луны». Марджори и Ноэль переглянулись; Марджори показала на свои часы.

— Слишком поздно. Без двадцати трех девять.

Ноэль сказал:

— Женщина, ты практически написала эту песню. Твой дух водил моей рукой.

— Я не вижу своего гонорара! — засмеялась она.

Эта песня приводила Марджори в дрожь многие месяцы. Сейчас, танцуя под нее с Ноэлем, она ощущала только приятно разливающееся томление. Она закрыла глаза. Музыка перешла в «Поцелуи дождя».

— Это становится стандартной аранжировкой, — сказал он. — Попурри Эрмана.

Через минуту Марджори пробормотала:

— Слава Богу, они не знают вальс «Южного ветра».

— Мардж, это было бы совсем забавно, правда? Еще и «Южный ветер»?

— Забавно, Ноэль.

— Ты знаешь, всегда должен быть вступительный взнос. Кроме тех случаев, когда платишь при выходе, как делают на мексиканских автобусах. Мне кажется, мы дешево отделались.

— Я не жалуюсь.

— Мардж, я надеюсь, ты будешь самой счастливой женщиной в Нью-Йорке, или в пригороде, или где там еще. Я не забуду тебя. У меня нет сожалений, за исключением того, что я создан чересчур извращенным для тебя. А это старая история.