Марджори в поисках пути

Оглавление

Ноэль сделал паузу, и в эту минуту лицо его было серьезнее, чем обычно. Потом он медленно сказал:

— Мой ответ — да, я так думаю, хотя в Америке не больше дураков, чем в любой другой стране. Бог сотворил человечество со средним коэффициентом умственного развития — 100, и вы, Сэм, не можете не признать, что это примерно на двадцать пунктов ниже…

— Что, черт возьми, ты знаешь о Боге, и какой еще, к черту, коэффициент умственного развития? — отрезал Ротмор. — Ты думаешь, что коэффициент умственного развития — это нечто реальное, в действительности существующее, как, скажем, нос? Это всего лишь число, выдуманное проклятыми психологами, и единственное, что оно доказывает, так это то, что фермеры не столь проворны, как психологи. Если бы у фермеров было достаточно времени, которое они могли бы тратить на составление системы коэффициентов, то оказалось бы, что все психологи — идиоты, а фермеры — гении. Потому что они дадут большую сумму баллов за умение правильно хватать коров за соски и не дадут совсем ничего за способность рассчитывать число треугольников в каком-то проклятом бессмысленном графике.

— Вы — закоренелый антиинтеллектуал, Сэм, это не новость.

Ротмор воинственно повернулся к Марджори:

— И я говорю эпитеты! Кто прав, Марджори?

— О Господи, не втягивайте меня в ваш спор. Этот рисовый пудинг — необыкновенный, мистер Ротмор. Я не пробовала ничего более вкусного.

— Отложите ложку и давайте поговорим. Посмотрим, что у него за девушка.

— Хорошо! — Она бросила взгляд в сторону Ноэля. — Я всегда думала так же, как думает об этом Ноэль, — я имею в виду то, что, по правде говоря, я тоже предпочитаю иностранные фильмы, мистер Ротмор. Но я должна сказать, вы представляете вещи в несколько ином свете. Хотя бы людей; в конце концов, может быть, они решили, что хотят серьезные вещи читать в книгах, а легкие — конфетки, как вы выражаетесь, — смотреть на киноэкранах. Это — то, о чем я раньше никогда не думала. — Она обратилась к Ноэлю, который угрюмо наблюдал за ней: — Конфетки нехороши для тебя и тебе подобных, но люди едят их тоннами, и им это нравится. Он говорит, что европейцы продолжают делать серьезные фильмы, а люди в их же собственных европейских странах по-прежнему ходят на американские конфетки. Может быть, это означает, что кино как вид искусства — в действительности изготовление конфет? Раньше мне никогда это не приходило в голову.

Ротмор, вдохнув несколько глотков воздуха, взглянул на нее и засиял улыбкой:

— О Боже, дитя мое. Вы по крайней мере слушаете старого дурака. — Он сказал Ноэлю: — Она — одна из тысячи. Женись на ней.

— Почему, потому что она обманута банальной софистикой, в которую вы сами даже не верите? И вы называете это триумфом? Ей двадцать один год.

— Она сообразительнее, чем ты, мой мальчик, — Ротмор засмеялся гортанным смехом. — Если бы ты только знал. — С торжествующей усмешкой он зажег сигару.

— Послушайте, почему вы не уволите меня, Сэм? Я с вами совершенно не согласен ни в одном практическом существенном вопросе. Я буду всегда продолжать рекомендовать книги типа «Дым над Этной», поскольку верю в это, и что бы вы ни сказали…

Ротмор ткнул его в грудь пальцем.

— Теперь послушай меня, сынок. Я пытался убедить руководство в главном офисе по поводу книги «Дым над Этной», когда ты еще ходил в пеленки. И, по сути дела, можно точно сказать, что есть возможность создания картин и того, и другого жанра. Если ты, не увеличивая бюджет, находишь верные места для показа фильмов в крупных городах, ты сможешь хорошо проявить себя, работая с картинами, рассчитанными на небольшую аудиторию. И мы делали и делаем это. Но это действительно очень небольшая часть нашего бизнеса. — Он ударил по столу. — Мы должны поставить местным зрителям и в близлежащие маленькие города три тысячи фильмов в год, ты когда-нибудь это поймешь? Это наша работа. Хоть одна страна когда-нибудь производила три тысячи хороших книг в год, или три тысячи хороших пьес, или вообще три тысячи чего-либо хорошего? Твоя же, черт возьми, работа как литературного редактора — находить сырье для завода, развлекательные брошюры и прочую ерунду, годную к употреблению, и можешь сколько угодно презрительно фыркать по поводу этой халтуры! И мне не нужно говорить, что «Дым над Этной» — хорошая книга. Неужели ты думаешь, я не умею читать? Когда ты усвоишь эту элементарную вещь, то, может быть, сможешь хорошо вписаться в нашу организацию. Может быть, ты станешь снимать художественные фильмы. Впрочем, какого черта меня волнует, что ты будешь делать? Но ты должен понять, в каком деле ты — первый.

Ноэль холодно ответил:

— Это было вашей идеей, Сэм, не моей, — втянуть меня в это дело, и вам еще предстоит доказать, что эта идея была хорошей. Вы не сможете переделать меня по своему образу и подобию. Если я полезен вам такой, какой есть, то это другое дело.

— Вы видите, — сказал Ротмор Марджори. — Вот так. С этим парнем когда-нибудь можно определенно получить невроз, ведь говорить с ним — все равно что наталкиваться на каменную стену. Весь интеллект испаряется, и ты…

— Естественно, несогласие с вами ведет к неврозу, — сказал Ноэль.

— Почему вы беспокоитесь о нем? — спросила Марджори. — Я влюблена в него. Я привязана к нему.

Ротмор задымил своей сигарой и из-под тяжелых век пристально посмотрел на Марджори.

— Марджори, в этом мире так мало таланта, что, когда ты видишь его, то хочешь, чтоб из этого что-нибудь вышло, в этом все дело. Я видел много молодых людей, которые приходили и уходили. В Ноэле что-то есть, и вообще он — обаятельный дуралей, и если бы его можно было исправить, думаю, он стал бы настоящим кладом для «Парамаунта» и меня. Но на сегодня…