|
Оценить:
|
Ночной блюз
3
Вильям открепил фотографию, перевернул ее и прочел надпись:
«Участница Кардиффского музыкального фестиваля Лаура Доусон и король регби Эмет Симмонс».
Записка, адресованная миссис Доусон, состояла всего лишь из одного абзаца.
...
Лаура,
я очень расстроился, узнав, что у тебя возникла проблема, но ведь с самого начала наших отношений мы условились, что они будут непродолжительными. Наверное, я не говорил тебе этого, но у меня есть семья. Уверен, что от ребенка ты как можно быстрее избавишься.
Вне себя от волнения, Вильям несколько раз перечитал записку. Потом рассмотрел дату, указанную на почтовом штемпеле конверта, присоединенного к письму скрепкой. И смачно выругался. Записка была отправлена из Кардиффа в Суонси за шесть месяцев до его появления на свет.
Так, значит, я вовсе не сын Леонарда Гринуэя, человека, который всегда вызывал во мне раздражение и ненависть?! — подумал он, стискивая зубы. Я — чадо другого мерзавца! И никогда не был нужен ни первому, ни второму!
В отчаянии он смял старое письмо вместе с конвертом. И просидел, пялясь в пустоту, мучительные полчаса, показавшиеся ему настоящей вечностью.
А очнувшись, почувствовал, что страстно желает узнать о своем происхождении как можно больше.
Дороти Дженнингс вышла на крыльцо вслед за четырехлетним сыном и заперла дверь старого двухэтажного дома, расположенного в предместье уэльской столицы.
Ехать сегодня в город ей страшно не хотелось, но дела, которые требовалось уладить, не терпели отлагательства.
Тедди, причесанный и наряженный в новый трикотажный костюм, взял Дороти за руку и зашагал вместе с ней вниз по ступеням крыльца.
— А ты купишь мне мороженое, мам? Я ведь хорошо себя веду, — произнес он, наполняя звонким голоском свежий утренний воздух, пропитанный благоуханием цветов и запахом моря.
У Дороти не было ни малейшего желания идти в кафе — праздновать сегодня было нечего. Но отказать сыну в столь скромной просьбе она не могла.
— Конечно, солнышко! Я куплю тебе мороженое. В последнее время ты действительно очень хорошо себя ведешь.
Вчера вечером Тедди вернулся с прогулки в относительно чистой одежде. Для него — ребенка энергичного и любознательного — это было поистине достижением.
Усадив мальчика на заднее сиденье видавшего виды семейного микроавтобуса, Дороти обошла его спереди и открыла дверцу.
На дворе стояла поздняя весна, и было уже настолько тепло, что высокий лоб Дороти тут же увлажнился от пота. Сегодня ей как никогда раньше хотелось выглядеть свежей, спокойной и уверенной в себе. Перед мистером Брэнагом в банке она намеревалась предстать именно такой, а отнюдь не запыхавшейся, потной и раскрасневшейся. Проведя по лбу ладонью и тяжело вздохнув, она села за руль и завела двигатель.
На душе у нее было неспокойно. В доме, от которого они отъезжали сейчас, десятилетиями, сменяя друг друга, проживали несколько поколений Дженнингсов. В нем прошли ее собственное детство и юность, в нем она чувствовала себя защищенной и умиротворенной.
Как долго этот дом будет еще считаться нашим? — с тоской в сердце размышляла Дороти. Куда нам с Тедди деваться, если вдруг лишимся его? У нас ведь никого и ничего больше нет…
После смерти отца она столкнулась с серьезными материальными трудностями. Их верная старая работница, шестидесятипятилетняя Анна, продолжала жить с ними и помогать вести хозяйство. Нанять же других людей, которые занялись бы ремонтными работами, Дороти не имела возможности. А дом, гараж, забор и дорога, покрытая выбоинами, крайне в них нуждались. Более того, на протяжении долгого времени она не оплачивала налог на недвижимость, ни цента не отдала за свет и воду. Поэтому и боялась, что не сегодня завтра за долги власти конфискуют ее имущество, а ей с маленьким ребенком прикажут выселиться. Сейчас Дороти ехала в банк в надежде получить ссуду, при помощи которой собиралась исправить ситуацию. И невероятно волновалась, боясь даже на секунду представить себе, что в просьбе ей откажут.
— Мам, я хочу мороженое с карамелью, — громко сообщил с заднего сиденья Тедди, прерывая тем самым ход безрадостных мыслей Дороти.
Она взглянула на отражение сына в зеркале заднего вида, и ей сразу же стало легче.
— С карамелью? Отличная мысль! Пожалуй, и я составлю тебе компанию.
Послышался резкий предупредительный сигнал, и Дороти мгновенно перевела взгляд на дорогу. Все, что последовало дальше, заняло, наверное, лишь несколько секунд. Она успела заметить, что навстречу им по полосе, треть которой занимал ее микроавтобус, движется синий «роллс-ройс», и резко крутанула руль влево. Настолько резко, что их машину развернуло на сто восемьдесят градусов. Оглушительно завизжали тормоза, последовал удар металла о металл и сильный толчок. Потом все стихло.
Похолодев от ужаса, Дороти повернула голову. Хорошо, что Тедди сидел слева и не на последнем сиденье, в противном случае он наверняка отделался бы не только испугом.
— Ты в порядке, солнышко? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросила она.
Мальчик убрал от лица ладони и медленно кивнул.
— Было страшно, — прошептал он, тараща глаза.
Дороти протянула трясущуюся ладонь, провела по щеке ребенка, а пальцами другой руки расстегнула ремень безопасности.
— Посиди здесь, малыш, не выходи на улицу, договорились? Мне нужно проверить, что с людьми, которые в той машине.
— Только побыстрее, ладно, мам? — пропищал все еще до смерти перепуганный Тедди.
