Да, я там работал: Записки офицера КГБ

Оглавление

В течение нескольких месяцев меня обучили пользоваться опертехникой. Необходимо было назубок знать расположение посольств и других иностранных представительств, подъезды и подходы к ним, прилегающие улицы и переулки, типовые маршруты передвижения дипломатов и интуристов по городу, наизусть — запретные для иностранцев зоны Подмосковья, линии метро, а в центре города — все основные проходные дворы.

Хорошо зная огромную сеть проходных дворов центра Москвы, можно перехватывать объект наблюдения не только пешком, но и в машине. Наблюдаемые, в свою очередь, используют «проходники» для отрыва от наблюдателей.

Автомобили «наружки» и их водители — «специальная песня». Слежка за объектом, передвигающимся в машине, требует от наблюдателей оставаться незаметными для него (и желательно для всех остальных), не нарушая при этом правил дорожного движения. Это почти невозможно; трудности наблюдения многократно возрастают, когда наблюдаемый знаком с методами обнаружения слежки и применяет их для отрыва от нее.

Слежка нередко бывает достаточно опасна: чтобы не «мозолить глаза» объекту наблюдения, «наружникам» приходится то далеко отставать, то, прячась от объекта, двигаться по параллельным улицам и переулкам, резко меняя скорость движения, проноситься проходными дворами, иногда выезжать на тротуары, «пролетать» на красный свет светофоров.

Поэтому обычные машины советских марок, конечно, не годились: от них легко уходили бы «форды», «шевроле» и «мерседесы» наших «клиентов» — сотрудников зарубежных резидентур в Москве.

В конце 50-х — начале 60-х годов «наружка» работала либо на «Волгах» со слегка усиленными двигателями, либо на любимых тогда всеми сыщиками «шестерках»; стандартные «Победы» — сейчас их, наверное, мало кто и помнит, оснащались шестицилиндровыми двигателями сначала от грузовиков ГАЗ, а позже — от роскошных по тем временам ЗИМов. Получался верткий, опасно быстрый гибрид, который легко брал с места 60–70 км в час, плохо «держал дорогу» — особенно зимой, и устрашающе грохотал при больших оборотах двигателя в тоннелях и под мостами.

От этой машины практически невозможно было оторваться; кроме того, за рулем сидели бывалые сыщики, которые периодически проходили специальные стажировки и, получая допуски для работы на спецмашинах, должны были накатать определенное количество учебных часов подобно летчикам, осваивающим новые типы самолетов. Некоторые из них имели практику работы за рубежом: лучшие (или те, у кого были подходящие связи) нередко работали водителями в резидентурах 1-го Главного управления — разведки за рубежом. Там они имели возможность почувствовать, что происходит «на другом конце веревки» — они сами становились объектами наблюдения.

Не знаю, как готовят таких водителей сейчас, но, когда при мне начинают спорить, кто лучше водит машину — таксисты, раллисты или каскадеры, я помалкиваю и делаю невыразительное лицо.

Я знаю, кто лучшие «драйверы» в мире.

Аварии и катастрофы были редки, но случались. Бывало, гибли не только сыщики, но и случайные люди, прохожие и проезжие…

Машины, конечно, были снабжены радиостанциями для связи с отделом, друг с другом и пешими сыщиками. В те времена рации и питание к ним весили довольно много, была и другая техника, которая применялась во время слежки за сотрудниками военных атташатов зарубежных посольств. Эти приборы регистрировали излучения наших военных объектов, и мы старались узнать, какими именно излучениями интересуются военные разведчики.

Чтобы закончить автомобильную тему (почти каждый «наружник» — автомобильный фанат) расскажу о машинах, которые мы получили в середине 60-х годов: стандартные «Волги» оснащались мощными восьмицилиндровыми двигателями от «Чаек» — мы так и звали их — «восьмерки». Разгонялась такая машина мгновенно, легко делала 150–170 км в час, но остановить ее порой бывало непросто: полностью снаряженная и заправленная, с пассажирами, она весила около Зтонн.

Я давно не слышу (шум от выхлопа опермашин не такой, как у всех остальных) этих автомобилей на улицах — наверное, придумали что-нибудь другое, а может быть, обходятся обычными «Жигулями»?

****

Как вообще люди попадают на работу в спецслужбы, особенно в такие секретные, «негласные» — как НН? Мой пример не типичен: воспитанный в семье чекистов, я и думать не мог о другой карьере, хотя довольно смутно представлял себе сущность оперативной работы, физические и моральные нагрузки и многое другое. Фильмы и книги о ЧК, в которых герои с правильными лицами и усталыми, но добрыми глазами после трудных борений с коварным, отвратительным врагом обязательно одерживали над ним верх, действовали на меня так же вдохновляюще, как и на многих моих сверстников. Работа казалась романтичной, знать о том, что для миллионов людей представляло лишь объект догадок, казалось почетным и возвышало в собственных глазах. Вообще сознание собственной исключительности, пожалуй, наиболее характерная черта (может быть, болезнь?) менталитета любого спецслужбиста. Часто она трансформируется в ощущение превосходства над окружающими, и с этого момента человек становится опасным для общества. К сожалению, далеко не все сотрудники секретных служб понимают это; далеко не все сохраняют способность взглянуть на себя «со стороны и сверху». К некоторым трезвое мышление приходит через долгие годы службы, другие так и выходят на пенсию, не усомнившись ни в чем ни на минуту. Но таких очень мало.

Была и еще одна причина моего поступления на службу в КГБ, осознанная мною, правда, позже.