|
Оценить:
|
Вокруг пальца
7
— Джеймс, посидеть с тобой можно? Хочется возле тебя побыть.
— Ребячество это, Элеонора. Я люблю Мэри.
— Я могу быть тебе и любовницей. Пусть все ЦРУ знает: люблю!.. Люблю!..
— Спокойно, Элеонора, — говорю я. — Пожалуйста, возьми себя в руки, приведи в состояние уравновешенности и работай.
— Хорошо, Джеймс… Я постараюсь… Хотя и трудно, хотя и тяжело, Джеймсушка…
Элеонора смотрит на меня долгим, фотографирующим мой облик взглядом и выходит из кабинета нетвердыми шагами. А я бреду советоваться к начальнику особо особого отдела Фигдайлу, человеку, знающему женщин не понаслышке.
Но предварительно смотрю личное дело Элеоноры. Ей двадцать семь. Окончила университет в Италии. По специальности агроном. Но в провинцию не поехала. Работала гидом в Риме. Хобби — русская литература. Язык знает превосходно. Обожает няню, которая рассказывает ей на ночь по телефону сказки великого русского поэта Пушкина. Глупая мечта пожить в пушкинской России и толкнула ее в наше осиное гнездо.
Фигдайл уже в курсе.
— Элеонора хороший работник, — озабоченно говорит он. — А что касается любви… Брось терзаться, Джеймс. У нас сотни женщин работают и многие из них по тебе сохнут. Нестарый еще, супермен. Возле такого даже на скамье подсудимых посидеть приятно. Бесится Элеонорка!.. Суперагентов не хватает, а тут еще наркомания мужиков на нет сводит. Подойдем к вопросу по-деловому. Страсть Элеоноры так или иначе скажется на нашей разведывательно-подрывной деятельности, а нам это ни к чему. Придется забросить ее в Россию годиков на пять — семь. Авось, пройдет дурь.
— А если не согласится?
— Напомним о дисциплине.
И Элеонору забросили в страну промышленных гигантов…
На сеновале пахнет навозом и ядохимикатами.
— Неужто мы встретились, Элеонора?
— Боюсь поверить, Джеймс!
— Сколько лет прошло!..
— Шесть лет три месяца девять дней четыре часа одиннадцать минут сорок две секунды, Джеймс!
— А ты по-прежнему хороша… хм…
— Увы, уже не та, Джеймс.
— Но почему ты не в дурдоме, Элеонора?
— Я в дурдоме, Джеймс. Так мы нашу общагу называем. Кто в ней живет, те дурнеют, замуж не выходят… Отсюда и дурной дом. Стосковалась я по тебе, Джеймс! Русские мужики совсем разучились любить. Они все говорят, говорят… И ничем их не соблазнишь, проклятых! Все силы на собраниях оставляют. Ах, Джеймс, если б ты знал, как мне тяжело здесь. Поговори с шефом, чтобы меня отозвали!.. Я согласна на любую работу в любой другой стране. Тут я или сопьюсь, или повешусь от скуки. Ни рулетки, ни кегельбана, ни путешествий. Читать и то нечего. Который раз Юлиана Семенова смакуем. А еще чекисты совсем обнахалились. Все зырят и зырят…
— Вот негодяи!
— Но я не переживаю. Ты унитаз привез, Джеймс?
— Привез, Элеонора. Но что за странный заказ? Центр в полном недоумении. Дурдом, унитаз…
— У нас в общаге последний туалет закрыли. Другого выхода не было. Надеюсь, ты установишь сантехнику, Джеймс?
— Что за вопрос, Элеонора, — говорю я потрясенно.
Многие первоклассные разведчики отдали лучшие порывы своих душ проникновению в психологию женщин. И все-таки женщина остается загадкой, над которой будут вечно ломать головы тысячи агентов всех спецслужб мира. Ни один разведчик-мужчина не додумался бы до такого.
— О, как я тебя люблю, Джеймсушка!..
— Спокойно, Элеонора, — говорю я. — Возьми себя в руки и приведи в состояние уравновешенности. Мы на службе. Кстати, я тут не один…
Элеонора догадливо вздыхает.
— Не люблю я этого типа, Джеймс. Обидел он меня…
13. Такая работа
Я спускаюсь с сеновала, огибаю дом и молча беру Макса за грудки. Макс вздрагивает и тушуется.
— Извини, что подслушивал. Работа такая.
— Макс, — говорю я. — За что ты обидел Элеонору?
— Не обижал я ее, Джеймс! — удивляется Макс. — Честное чекистское слово! Я приказ выполнял, а она…
— И как же ты его выполнял?
— Хорошо выполнял. Как получил сигнал, сразу приехал с парнями. Всю комнату на месте преступления взяли. Запрещенную литературу читали. Хорошо, твоя Элеонорка у нас под колпаком. Только поэтому и выпустили.
— Черт возьми, я и забыл, что у вас всё можно…
— Не всё, Джеймс, не всё.
— Но зачем вы у ней библиотеку забрали, Макс?
— Не забрали, Джеймс, а изъяли. Как идейно ущербную и политически вредную литературу клеветнического характера, порочащую наш строй.
— А ты здорово изменился за последнее время, — говорю я. — Давай поговорим честно, как профессионал с профессионалом. Ты ведешь двойную игру, дружище.
Макс бледнеет и опускает голову.
— Пойми, Джеймс, — говорит он тихо, — Коммунист должен вести борьбу с чужими взглядами, проявлять бдительность. Я поддался эмоциям, подружившись с тобой. Но долг призывает меня забыть о себе. И я забываю.
— Обо мне тоже…
Макс поднимает голову и замечает слезы обиды в моих глазах. Доброе его сердце не в силах перенести горести друга. Он рыдает и бросается мне на шею.
— Прости меня, Джеймс! — кричит он. — О, прости меня! Я чувствую, что виноват перед тобой! Но ты… ты являешь собой угрозу коммунистическим цивилизациям. Джеймс! Наша дружба с самого начала была лишена исторической перспективы!.. Забудь, что я был тебе другом! Отныне мы враги навеки!..
— Тебя позабыть! — всхлипываю я.
Мы обнимаемся, слезы наши смешиваются.
Но я, разумеется, менее мягкосердечен, более расчетлив и поэтому быстро беру себя в руки.
— Ты меня удивляешь, — холодно говорю я. — Я не сделал вашим цивилизациям ничего плохого. Я просто выполняю приказы…
