Волчицы

Оглавление

Я вошел, еще не зная, что буду делать дальше. Как только дверь за мной захлопнулась, я заключил Аньес в свои объятия. Клянусь, я даже не мечтал о том, что произошло затем. Я почувствовал себя словно больной под наркозом: все видел, все слышал, но как бы находился в другом мире. Желание обожгло меня, как раскаленное железо. Крик готов был уже сорваться с моих губ, но ледяная ладонь Аньес закрыла мне рот. Я задыхался, я изнемогал. Сердце глухо билось у меня в горле. И в лабиринте моих переживаний маячила одна мысль: «Она все обо мне знает… Она меня видит насквозь. Она знает… Все знает…» Я посмотрел на Аньес: ее глаза блестели, как раскаленные звезды.

— Бернар, — прошептала она. — Ты пришел… Если бы я знала…

— Ты жалеешь об этом?

— Замолчи!

Ее руки гладили мой лоб, мои щеки, она завладела мною. Я не шевелился, подчинившись ее ласке, легкому поглаживанию, — она словно считывала пальцами мои самые потаенные мысли.

— Ты слышишь? — спросила Аньес. — Она играет.

— Да… Это Форе.

— Какой ты образованный.

Она повернула голову, чтобы рассмотреть меня получше, и закрыла мне глаза, прикоснувшись к ним губами. Ее дыхание было влажным, пресно-сладким, и меня бросало в жар и трепет, когда она изливала на меня все тепло жизни. Но я так и не смог понять, что же она чувствовала в эти мгновения на самом деле. Я ни о чем себя не спрашивал, погружаясь в сладостное оцепенение. Не к Элен, а именно к этой женщине я шел тогда на ощупь через ночной город. Сам того не зная, я пошел с Бернаром ради нее.

— Она говорила тебе обо мне, правда?.. Она сказала тебе, что я почти ненормальная, что пыталась покончить жизнь самоубийством, да?.. Она сказала тебе, что я говорю людям бог знает что и мне нравится смотреть на их страдания, да? Я знаю, что она думает… Она жутко ревнива и хотела бы всегда помыкать мною. Ну а ты? Что же ты ей ответил?.. Или нет, лучше не говори, лучше мне этого не знать… Мне было бы больно услышать правду.

— Послушай, Аньес, — пробормотал я. — Неужели ты не догадываешься, что я ответил?

— Нет… Я пока еще не столь искусна…

Я приподнялся на локте.

— Тсс, — прошептала Аньес. — Она здесь, стоит под дверью.

И опять тишина, которая сводила меня с ума. Аньес шептала, едва шевеля губами:

— Она сейчас проходит через гостиную… вот она уже у дверей… наклоняется… слушает. Она все это делает бесшумно, но я-то ее чувствую, я уже привыкла к этому… А сейчас она ненавидит меня еще больше, потому что знает, что ты здесь, со мной.

Я зачарованно слушал ее. Ломала ли она передо мной комедию или действительно чувствовала, что происходит за дверью? Обладала ли она таинственным даром, сродни инстинкту животного или насекомого, идущим вразрез с человеческим разумом?

— Ты слышишь ее?.. Она только что подошла к окну… Должно быть, поджидает ученика… И молит Бога, чтобы он задержался: ведь тогда она могла бы подольше постоять здесь, под дверью.

В прихожей раздался звонок, рядом с дверью в комнату Аньес скрипнул паркет.

— Откроет она не сразу. Ей нужно создать впечатление, что она идет через всю квартиру… Сейчас… она открывает… Моя дорогая Элен!

Едва уловимая улыбка чуть приподняла уголки ее губ, но глаза смотрели поверх меня на стену, медленно поворачиваясь, будто следили за передвижениями Элен из комнаты в комнату. Наконец она широко улыбнулась.

— А ведь ты вовсе ничего не видишь, — сказал я. — Ты смеешься надо мной.

Она посмотрела на меня, как на совершенно незнакомого человека, лежащего у нее в кровати, а затем погладила по щеке.

— Вот уже двадцать лет, — сказала она, — как она бродит вокруг меня. Знаешь, Элен, сама того не желая, дала мне понять, что я могу видеть то, что скрыто от глаз других людей.

— Я, кажется, понимаю, — сказал я с надеждой, — ты наблюдаешь за людьми, и по их жестам, по их словам ты…

— Нет… Просто передо мной совершенно неожиданно возникает образ. Например, рядом с тобой я однажды увидела образ Жервэ. Он витал над тобою, будто желал занять твое место. Понимаешь, объяснить это чрезвычайно трудно. Передо мной часто предстают цвета, а иногда цветы… Например, белые цветы означают, что планы человека осуществятся, а красные — наоборот, предвещают опасность… Долгое время я и не подозревала, что все это имеет какое-то значение. Я полагала, что все люди вокруг, как и я сама, видят подобные вещи… Но однажды, возвращаясь с вечеринки, я спросила у сестры: «Почему у этой женщины хризантема, ведь сейчас не сезон?» «Какая хризантема?» — удивилась сестра. А на следующий день женщина скончалась… Тогда я сразу все поняла… Ты заинтригован, Бернар? Ведь сестра убедила тебя в том, что я лгунья, признайся… Ну, так вот: я иного мнения о своих возможностях, а если иногда и говорю неправду, то делаю это не по своей вине. А просто потому, что неверно истолковываю увиденное… от ошибок я тоже не застрахована. Мне не хотелось пугать тебя, но, думаю, надо предупредить… Со вчерашнего дня я вижу рядом с тобой какой-то образ… Он совсем расплывчатый, но видно, что это женский силуэт… Я не знаю, кто эта женщина…

Она, должно быть, почувствовала, как я напрягся, готовый к отпору, и положила мне на лоб холодную руку, как бы желая успокоить.

— Мне кажется, она брюнетка… По-моему, она приближается к тебе… Возможно, хочет написать…

— Я не знаю такой женщины, — резко сказал я. — Твой спиритический сеанс, похоже, затянулся.

— Не сердись, Бернар. Я часто ошибаюсь.

Она хотела меня поцеловать, но я оттолкнул ее и встал, чтобы пойти в ванную: у меня больше не было сил выносить ее затуманенный взгляд и хриплый голос.