Петля для губернатора

Оглавление

Вернее, появился не он, а его рука с забинтованной кистью. Из марлевой культи торчали только большой и указательный пальцы, все остальные были плотно обмотаны бинтом. Эти два здоровых пальца бережно сжимали дымящуюся половинку сигареты без фильтра. Забинтованная рука с трудом протиснулась в отдушину. Глеб тоже по локоть запустил руку в глубь стены и аккуратно принял подношение. Он затянулся, бережно держа огрызок сигареты кончиками пальцев, и выпустил дым в потолок. Это было хорошо.

Некоторое время они молча курили, наслаждаясь тем, что находятся в компании. Потом Купченя, которого так и распирало от обиды и огорчения, снова принялся жаловаться Глебу на жизнь. Его историю Глеб слышал уже в четвертый раз и не надеялся узнать ничего нового.

– А крутая у тебя была тачка, Федя, – прерывая свой рассказ, сказал Купченя.

– У меня? – переспросил Глеб.

– Ага. “Форд-мустанг”, года этак девяносто второго или девяносто третьего… Не машина – зверь.

– Надо же, – сказал Слепой. Его “мустанг” сошел с конвейера в ноябре девяносто шестого года. – Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах, – добавил он.

– Чего? – не понял Купченя.

– Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах. Ее обугленная тушка внушала птицам жуткий страх. – целиком процитировал Глеб стишок, запавший в память еще в пятом или шестом классе средней школы.

Общаться с Купченей ему было трудно: иногда казалось, что они разговаривают на разных языках. Глеб изо всех сил старался наладить взаимопонимание, поскольку другого собеседника у него не было, если не считать доктора Маслова, который, судя по тому, как уклончиво поблескивали его очки, не мог дождаться, когда его избавят от странного пациента.

– Ну, Федя, ты даешь! – не то с восхищением, не то, наоборот, – с осуждением воскликнул Купченя. – Тебе вроде и не жалко. Новенькая же тачка! Да еще какая… А ее тремя смертями казнили: сначала разбили, потом сожгли, а потом еще и утопили. Не жалко?

– А чего жалеть? – философски заметил Глеб. – Последняя тачка, которую я помню, это БТР.

– Во дает, – повторил Купченя. Голос его звучал глухо и невнятно из-за закрывавшей все лицо повязки. – Вообще-то, это, наверное, интересно. Вроде как одним махом через двадцать лет перескочил. Заснул, проснулся – а ты уже в будущем! Круто, блин. Главное, дерьма этого всего, которое за двадцать лет произошло, как будто и не видел. Не было его, и все тут!

– Да уж, – неопределенно сказал Глеб.

– Нет, я понимаю, – спохватился Купченя. – Это кому как. Тебе, к примеру, такое счастье наверняка не в жилу. Бабки у тебя, ясное дело, были, раз такая тачка. Может, семья где-то есть – ждут, убиваются…

– Это точно, – сказал Глеб, ничуть не кривя душой. В последнее время он все чаще думал об Ирине.

– А как их теперь найдешь, – продолжал Купченя, – когда не помнишь ни хрена? Как в кино про Будулая.

– Про кого? – спросил Глеб.

– Ну да, ты же не в курсе… Кино такое есть. Рассказать?

– Не надо, – поспешно сказал Глеб. – Расскажи лучше вот что: твоя палата изнутри открывается?

– Размечтался, – проворчал Купченя. – Это ж одиночки для буйных.., ну, у которых ломка или просто так кулаки чешутся. Отсюда просто так не выйдешь… А тебе зачем?

– Что-то мне наш доктор не нравится, – признался Глеб.

– А! И тебе тоже? Нет, Федя, я сразу просек, что ты парень умный, хоть память тебе и отшибло. Крутит чего-то наш Айболит. Он ведь по психическим болезням, а у меня, между прочим, ожоги. Мне, может, пересадка кожи требуется, а он, козел, “скорую” не вызывает и сам не мычит и не телится. Только главный тут не он, а Упырь. Черт меня дернул к машине твоей пойти. Да еще этот пистолет… Теперь Упырь с меня живого не слезет. Думают, брат, что я засланный. И ничего я им, козлам, доказать не могу. Про тебя, кстати, они то же самое думают.

– Что – то же самое?

– Ну, что засланный ты. Чтобы, значит, доказательства собрать, что здесь вместо турок наш брат вкалывает – хохлы да белорусы.

– Да откуда я теперь знаю, – сказал Глеб, – засланный я или нет? Говорю же: не помню ничего. Какие турки, почему турки?

Купченя принялся долго и путано объяснять, почему на стройках Москвы работают турки, кто такие нелегалы и чем они выгодно отличаются от тех же турок. Глеб, знавший все тонкости этой кухни не хуже своего собеседника, в который раз подумал, до чего же живуч институт рабства. Одного работорговца он прихлопнул несколько дней назад, но это капля в море. Если хочешь искоренить рабство как явление, этому нужно посвятить всю жизнь без остатка. Тогда тебе поставят памятник, назовут твоим именем улицу, а то и город.., а рабство будет преспокойно процветать дальше, приняв для маскировки новые, гораздо более изощренные формы.

Внезапно сбивчивый монолог Купчени прервался.

– Атас! – страшным шепотом сказал он и ловко поставил на место решетку.

Глеб тоже поставил решетку на место и на всякий случай спустился с унитаза на пол, целиком обратившись в слух. Тлеющий окурок он раздавил пальцами и засунул в заранее присмотренную щель.

У соседа негромко стукнула дверь, зашаркали по полу тяжелые шаги, потом раздались голоса.

– Здорово, симулянт! – произнес смутно знакомый Глебу бас.

– Оба-на! – радостно воскликнул Купченя. – Колян! Ты как сюда попал? Неужто Айболит нам свиданку дал? Или ты.., того, втихаря?

– Никаких тихарей, – басил Колян, – никаких свиданок. Все, брат, по закону. Я теперь у нашего доктора за медбрата. Он, понимаешь, забастовку объявил. Чего это, говорит, я один за всех отдуваюсь? Может, говорит, вы меня заставите еще и задницы этим симулянтам вытирать? Ну, я и напросился. Так что теперь будем каждый день видеться. Курить хочешь?