Герой ее романа

Оглавление

Дженнифер приняла душ и оделась. И неожиданно ей стала ясна причина этого непреодолимого желания отгородиться от мира, свернуться в клубок и забыться. Пусть жизнь идет своим чередом, а она подождет, какая из двух армий, ведущих сражение в ее душе, одержит победу. Одна из них — это необходимость убедить Майкла, причём так, чтобы тот ничего не заподозрил и не обиделся, что ему пора сложить с себя полномочия соуправителя попечительского совета. Дженнифер понимала, что здесь ей важно заручиться поддержкой Мэттью, суметь переманить его на свою сторону, превратить в союзника.

Вторая армия — это полное нежелание иметь с Мэттью что-либо общее, необходимость раз и навсегда вычеркнуть его из своей жизни, забыть как дурной сон.

Дженнифер машинально застыла с расческой в руке, и в следующее мгновение тело ее содрогнулось — не то от страха, не то от омерзения. Когда-то ей уже довелось вести эту битву и даже, как ей тогда казалось, одерживать победу, медленно, дюйм за дюймом, отвоевывая свою законную территорию.

Дженнифер положила расческу на место и невидящим взглядом уставилась в зеркало. Ей было страшно. И она нашла в себе силы в этом признаться. Ей страшно вновь войти в эту черную, мрачную полосу, в какой она уже однажды побывала, страшно представить, что может произойти с ней, впусти она Мэттью хотя бы на квадратный дюйм своей территории. Вот почему ей сегодня так не хотелось вставать, — она боялась заглянуть правде в глаза.

Спору нет, сейчас она уже не та доверчивая, наивная студенточка-первокурсница. Но тогда в жизни у нее имелась цель, ради которой она была готова пожертвовать всем и вся, призвание, союзниками которого были молодость и горячее сердце. А теперь…

Теперь она все так же твердо верила, что приняла единственно верное решение. Но вот юношеский пыл угас, а убежденность то и дело омрачалась тягостными раздумьями о том, что было бы, сложись все иначе, будь у нее ребенок, и даже не один, муж, семейный очаг. Совсем другая, но, увы, непрожитая жизнь.

По сравнению с Дженнифер, Мэттью в молодости был, пожалуй, еще более пылким в своих убеждениях и идеалах: так, в отличие от нее, он постоянно подвергал бичеванию эгоизм общества, ставящего во главу угла материальные блага и тех, кто эти блага защищает и превозносит. Неисправимый идеалист, он только и делал, что развенчивал и ниспровергал взгляды мистера Уинслоу — по крайней мере, так могло показаться со стороны.

— Чего ты, собственно, ждешь от моего отца, — как-то раз раздраженно бросила ему Дженнифер, когда они в очередной раз столкнулись в споре, — чтобы он взял и раздал все свои деньги?

— Не смеши меня, — сердито отмахнулся Мэттью, готовый грудью встать на защиту своих убеждений.

А еще он при случае пускался в страстные рассуждения о том, как важно участникам благотворительных акций оставаться незапятнанными, ибо тот, чья совесть нечиста, не имеет права представлять благородные начинания. Как ни странно, это было то единственное, что роднило Мэттью с ее отцом.

Будучи женщиной, Дженнифер занимала в этом вопросе более сдержанную позицию и не требовала от людей, чтобы те мгновенно перевоплотились в ангелов. На то они и люди, чтобы ошибаться, впадать в искушение и грех.

Прекрати, мысленно оборвала себя Дженнифер, нечего давать чувствам власть над собой. Пора, что называется, брать быка за рога и ехать в Бриджтон проверить, как там Майкл, а заодно поговорить с Мэттью или, на худой конец, договориться о встрече, чтобы потом вместе, на заседании совета, поднять вопрос.

Придя к этому единственно правильному выводу, мисс Уинслоу похвалила себя — молодец, давно бы так. А то, что произошло, то, что связывало ее и Мэттью все эти годы, конечно же не имело ни малейшего отношения к ее нынешней жизни…

Самое разумное в такой ситуации — вести себя так, будто они старые знакомые, держаться с ним дружески и одновременно соблюдать дистанцию. Это мудрое решение, однако, вряд ли предполагало тщательный выбор костюма и разбросанную по всей спальне одежду. Прежде чем подобрать то, что надо, Дженнифер перемерила почти весь свой гардероб. В результате она выехала в Бриджтон на час позже, чем первоначально планировала. Впрочем, возможно, в этом был некий высший смысл, трезво рассудила она, ведь дело касалось ее внешнего вида. Отец был человеком старомодных убеждений и правил, и одно из них гласило: «Постарайтесь произвести на окружающих благоприятное впечатление». Так что лишний час был потрачен не впустую. Выходит, Дженнифер просто в очередной раз последовала отцовскому совету.

На ней было простое, но вместе с тем элегантное бежевое платье с разрезами по бокам — удобное и не стесняющее движений. И притом вовсе не откровенное, — по крайней мере, так ей казалось. Правда, мужчина наверняка бы сказал, что в этом мелькании стройных ног есть нечто неотразимо соблазнительное, дразнящее и одновременно невинное.

Вырез лодочкой — тоже ничего вызывающего, вот только плечо, как назло, постоянно съезжает. Замшевые шпильки в тон — снова не к чему придраться. В общем, как говорится, скромно и со вкусом. А иначе у истинных леди и не бывает.

Золотые сережки — подарок отца. Немного сентиментальности тоже не помешает. И уже перед тем, как выйти из дома, Дженнифер обрызнулась любимой туалетной водой и накрасила губы.

Когда она проезжала центр города, в глаза ей бросилась стайка подростков, бесцельно слонявшихся по городской площади. Мисс Уинслоу нахмурилась. Она хорошо знала директора местной школы Нила Брайена — он входил в один из попечительских советов. По его словам современную школу поразила настоящая эпидемия наплевательского отношения к занятиям. Подростки в открытую прогуливали уроки, и никакие уговоры и наказания не помогали в борьбе с этим злом.