Этот прекрасный свободный мир...

Оглавление

Какая все-таки мразь! -- решила сенатор. Эллис забыла о своем решении собрать информацию, забыла, что Джен говорила о том самом "дискоболе", что показался ей механической куклой, забыла, что его чувства, строго говоря, уже ничего не значат, коль скоро питомца продали с аукциона. Выслеживать влюбленных, гоняться за ними на вертолете, не давать им спокойно жить -- Эллис сунула руки в карманы, боясь дать им волю.

-- Хватит болтать! -- сенатор даже не заметила, что Джен уже несколько минут как молчит. -- Ты явилась сюда не для этого. Раздевайся!

Джен вскочила. Попыталась устроить целое представление -- медленно и изящно стягивая платье, но сбилась с ритма, растерянно застыла, потом принялась торопливо освобождаться от одежды и белья -- рыжий парик слетел с головы.

Эллис презрительно смотрела на раздетую девчонку, обошла ее вокруг, пренебрежительно фыркнула. И эта худосочная дура смела лезть в чужую жизнь! Конечно, ведь ни на что другое она не годна... Эллис так и подмывало пустить в ход разрядник, но она вновь сдержалась, только носком туфли отпихнула одежду мерзавки к самой двери.

-- Вали! -- приказала она и почти стукнула по звонку, вызывая сопровождающего. -- Может, месяца через три ваша девица и будет на что-то годна, -- раздраженно бросила Эллис, -- но сейчас это просто лысая крыса. Крысы меня не интересуют! Можете идти!

Джен испуганно сгребла одежду, решив, что одеться может и в машине, и выскочила за дверь. Эллис повалилась на диван. Больше всего на свете ей хотелось заплакать, а еще позвонить Ричарду Томпсону и пожаловать на жизнь. Но она не сделала ни того, ни другого. Сенаторы не плачут, а Дик мог вообразить, будто она его любит. Лучше всего было врубить на полную мощь музыку или погонять на машине. Впрочем, эти два занятия вполне можно было и совместить...

***

Дорис Палмер внимательно посмотрела на расстроенную Джен и спросила:

-- Так что ты делала у сенатора?

-- Ничего, -- виновато сообщила Джен. -- Сначала она спрашивала меня, как это быть попаданкой, а потом сказала "Вали"... -- Джен опустила голову. -- Я ей не понравилась...

Глава Службы психологической поддержки усмехнулась.

-- Ну, это понятно, -- протянула она. -- Так, детка, прекрати убиваться и винить себя, -- уже другим, повелительным тоном распорядилась Дорис. -- Сенатор Дженкинс обожает все необычное и яркое. Наверняка она решила, что если ты попаданка, так у тебя должно быть три глаза, четыре руки, а, возможно хвост или чешуя. Конечно, она была разочарованна, увидев обычного человека. Это нестрашно, и не ставит под сомнение твою квалификацию, не бойся.

-- Она сказала, что я... лысая крыса, -- призналась Джен и, наконец, всхлипнула.

Дорис рассмеялась.

-- Деточка, ты просто плохо знаешь сенатора. Она только хотела сказать, что тебе надо отращивать собственные волосы. Кстати, доктор Аллен, вам не кажется, что в этом есть смысл?

Стилист картинно развел руки.

-- Я уже отчаялся подобрать ей подходящий парик. Собственные волосы -- это чудесное решение. Я всегда говорил, что сенатор Дженкинс способна на креатив. Эта такая редкость. Да, это будет интересно...

Доктор Аллен задумчиво посмотрел на Джен, и в его глазах вспыхнуло вдохновение. Джен уже знала, что значит этот фанатичный блеск в глазах стилиста -- четыре или пять часов экспериментов с косметикой и нарядами, и небольшая -- часа на два -- фото-сессия.

-- Ну ладно, детка, иди умойся, а потом доктор Аллен тобой займется. И, пожалуй, тебе надо добавить часы на занятия танцами -- тебе не хватает грации.

Джен послушно склонила голову и вышла, но когда дверь за ней закрылась, Дорис повернулась к Аллену и слегка пожала плечами.

-- Что ж, у сенатора нет оснований для жалоб. Слава Богу, диспетчер предупредил ее, что Джен пока ни на что не годна. Нашим людям надо верить. Иногда мне кажется, что мы знаем наших законодателей много лучше, чем они сами себя знают. Что бы они делали без нас?

-- И что бы этот мир делал без нас? -- подхватил доктор Аллен.

***

Автомобиль остановился перед сияющим огнями особняком и Роберту велели выйти. Двое рабов спешно выгрузили позолоченный постамент на колесиках, и молодой человек взобрался на него. Принял предписанную позу, одной рукой ухватившись за небольшой поручень. "Аполлон Бельведерский -- одна штука", -- мрачно думал он. В голове почти не осталось мыслей: только идиотский стишок, который он должен был прочесть, и ощущении полной безвкусицы происходящего. Свободный Эллендер довольно оглядел живую статую, по его знаку рабы набросили на Роберта покрывало и покатили вместе с постаментом вперед.

Звуки скрипок, громкий смех и голоса множества людей, звон бокалов и позвякивание вилок о тарелки оглушали Роберта даже под покрывалом, и ему казалось, будто он видит сквозь ткань какие-то смутные тени. Люди вокруг наслаждались праздником, и эта радость, это упоение жизнью окрасило ожидание Роберта в самые черные и мрачные тона.

-- Натти! -- судя по голосу, человек, который это произнес, был изрядно пьян. -- А мы боялись, ты забыл про мой юбилей...

-- Как я могу? -- мягко произнес свободный Эллендер. -- Мы с женой припасли для тебя подарок. Уверен, он тебе понравится. Мальчики, снимайте покрывало...

Яркий свет на миг ослепил Роберта, он глубоко вздохнул, но потом, как ему было предписано, сошел с помоста и склонился перед героем праздника.

-- "К ногам склоняюсь господина..." -- начал Роберт заученный стих. Стихотворение было длинным и льстивым до трескучести, но Роберт прочитал его от начала и до конца, не забыв ни одного разученного жеста. По окончании декламации он опустился перед Рейберном на колени, быстро снял с себя золотой плащ и постелил его под ноги новому господину. Зал взорвался аплодисментами.