Зеркало времени

Оглавление

Она вручила мне книгу.

— Погодите-ка…

Миледи, нахмурившись, смотрела на подол моей юбки.

— Что это? Паутина?

Я опустила глаза и с легким испугом увидела, что подол и впрямь изукрашен серыми нитями пыльной паутины, налипшими во время моего краткосрочного заключения в мавзолее.

— Полагаю — да, миледи.

— Но откуда она?

Я напрягла ум, лихорадочно соображая.

— Я завела обыкновение исследовать усадьбу по утрам, прежде чем прихожу к вам, миледи, — сказала я. — Надеюсь, вы ничего не имеете против. История — еще одна моя страсть, а здесь так много всего интересного. Сегодня с утра пораньше я спускалась в подвал часовни, там очень пыльно и темно, а я не прихватила с собой фонарь. Видимо, там я и испачкала платье. Прошу прощения, миледи, что я не заметила этого раньше.

— А что еще у вас на подоле — не грязь ли? И на туфлях тоже.

— Извините, миледи. Я сейчас гуляла в розовом саду. Мне следовало быть внимательнее.

— Ладно, неважно. Несомненно, вы были слишком поглощены мистером Коллинзом, чтобы обращать внимание на состояние вашего платья и обуви. Вам достаточно светло там? Хорошо. Мне хотелось бы послушать «Песнь пленных израильтян» и последующий цикл сонетов.

Госпожа откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

— Страница девяносто шесть, — сказала она, эта женщина, совсем недавно в жестокой душевной муке стоявшая на коленях перед гробницей своего мертвого возлюбленного.

Сейчас ничто в ней не напоминало то жалкое потерянное создание; бесследно исчезло то искаженное безмерным страданием лицо, на котором столь явственно проступало тайное горе — вместо него теперь была обычная маска холодного, высокомерного самообладания. Но я видела то, что видела. И со странным чувством торжества начала читать:

Может ли кто противостоять
Гневу ангелов
Или праведному негодованию
Благочестивцев?

Стоявшие в последние дни морозы пошли на убыль, но вместо них начались затяжные проливные дожди, и миледи пришлось на время отказаться от утренних и вечерних прогулок на Библиотечной террасе. Вынужденная безвылазно сидеть в своих покоях (откуда она выходила только к трапезам и на утренние совещания с секретарем), она стала капризной, раздражительной и часто сердито отсылала меня прочь, если мне не удавалось угодить ей. Потом, когда я снова являлась к ней по вызову, она всякий раз пыталась как-нибудь загладить свою грубость — порой раскрывала свежий альбом парижской моды и спрашивала мое мнение о том или ином наряде, а порой предлагала полюбоваться новым ювелирным украшением от Джулиано или еще какой-нибудь ценной безделушкой, присланной из Лондона.

За день до того, как погода начала наконец исправляться, мы с ней сидели у камина, и госпожа попросила меня почитать вслух. Однако, едва я принялась читать, она вдруг остановила меня, пожаловавшись на головную боль. Потом она выразила желание обсудить какой-то злободневный вопрос, но быстро потеряла интерес к разговору, с раздраженным вздохом упала на приоконный диванчик, и мне пришлось полчаса ждать от нее дальнейших распоряжений, пока она задумчиво смотрела за мокнущий под дождем парк, на расплывчатую серую полосу западного леса вдали.

Я взяла иголку с ниткой и принялась за работу, отложенную немногим раньше, но краем глаза поминутно поглядывала на миледи, погруженную в безрадостные раздумья. Какие муки вины и страха скрывались за этим бесстрастным фасадом? Я привыкла к резким перепадам ее настроения, но сейчас представлялось очевидным, что она пребывает в необычайно сильном смятении.

Незадолго до четырех часов госпожа внезапно встала и изъявила желание прилечь.

— Будьте добры, Алиса, выньте у меня шпильки из прически, — сказала она, направляясь к спальне.

Я отложила работу, проследовала за ней к туалетному столику и начала распускать ее длинные черные волосы.

— Ах, Алиса, — вздохнула она. — В каком ужасном мире мы живем!

По лицу миледи я поняла, что она не ждет ответа на свое замечание, а потому молча продолжала расшпиливать и расчесывать ей волосы.

— Как долго вы уже служите здесь, Алиса? — спросила она.

— Три месяца и шесть дней, миледи.

— Три месяца и шесть дней! До чего же вы любите точность! Несомненно, часы и минуты вы тоже сочли.

— Нет, миледи. Но я педантична в подобных вопросах.

Наши взгляды встречаются в зеркале, и на кратчайший миг мне кажется, что она меня раскусила. Но потом она отводит глаза, берет серебряное зеркальце и с безразличным видом принимается разглядывать свои брови.

— Вы настоящее сокровище, Алиса, невзирая на отдельные погрешности в части пунктуальности.

Она слегка улыбается мне, и я с напускной скромностью улыбаюсь в ответ.

— Найти хороших слуг становится все труднее. Они теперь не те, что раньше, — особенно женщины. Когда я еще жила во вдовьем особняке, у меня была горничная по имени Элизабет Брайн, исправно служившая мне на протяжении многих лет. Но потом она изменилась к худшему, и мне пришлось ее уволить. И ни одна особа, впоследствии поступавшая ко мне горничной, не оправдала моих ожиданий — кроме вас, моя милая. Надеюсь, вам здесь нравится. Мне не хотелось бы потерять вас.

— О нет, миледи, не потеряете, — весело ответила я. — Мне здесь очень нравится, и я польщена, что вы столь хорошего мнения обо мне. Для меня великое удовольствие служить вам, да еще в такой чудесной усадьбе, как Эвенвуд. Лучшего места или другого дома я и пожелать не могу.