В объятиях смерти

Оглавление

В любом случае, подумала я, у Джеба Прайса были серьезные намерения. Патроны «глазер» — паршивая штука. Они заполняются дробью, которая при столкновении разлетается в разные стороны, разрывая плоть и органы, как свинцовый град. Что же касается пистолета-пулемета «Мак Тен», то это любимое оружие террористов и мафиози, которое можно купить довольно дешево в Центральной Америке, на Ближнем Востоке и в моем родном городе Майами.

— Вам нужно подумать о том, чтобы поставить замок на холодильник, — добавил Марино.

— Я уже предупредила внутреннюю и наружную охрану, — сказала я.

Эту меру предосторожности я откладывала много лет. Похоронное бюро и полиция должны иметь возможность попадать в холодильник в нерабочее время. Нужно будет дать ключи охранникам, моим местным медицинским экспертам, работающим по вызову. Возникнут возражения, проблемы. Черт побери, я так устала от проблем!

Марино переключил свое внимание на тело Харпера. Чтобы определить причину смерти, не требовалось ни вскрытия, ни гениального патологоанатома.

— У него множественные переломы черепа и повреждения мозга, — объяснила я.

— Его горло было перерезано в последнюю очередь, как и в случае с Берил?

— Яремные вены и сонные артерии рассечены, и все же внутренние органы не особенно бледные, — ответила я. — Он бы потерял достаточно крови, чтобы умереть в течение нескольких минут, если бы у него было кровяное давление. Другими словами, потеря крови не была причиной его смерти. К тому времени, как его горло перерезали, он уже умер, или умирал, от ранений головы.

— А как насчет оборонительных ранений? — спросил Марино.

— Никаких. — Я отложила скальпель, чтобы показать ему безвольные пальцы Харпера, отгибая их один за другим. — Нет сломанных ногтей, порезов или ушибов. Он не пытался отвести удары.

— Харпер так никогда и не узнал, чем его долбанули, — прокомментировал Марино. — Он приехал, когда уже стемнело. Негодяй поджидал его, возможно, прятался в кустах. Харпер запарковался, вылез из своего «роллс-ройса». Он как раз закрывал дверь, когда парень подошел к нему сзади и ударил по затылку...

— У него двадцатипроцентный стеноз артерий малого круга, — подумала я вслух, разыскивая свой карандаш.

— Харпер тут же свалился, а псих все бил и бил, — продолжал Марино.

— Тридцать процентов в правом коронаре. — Я нацарапала цифры на пустом пакете от перчаток. — Никаких рубцов от старых инфарктов. Сердце здоровое, но слегка увеличено. И у него кальцинирована аорта, атеросклероз первой степени.

— Затем парень перерезал Харперу горло, может быть, для твердой уверенности, что он мертв.

Я подняла взгляд на Марино.

— Кто бы это ни был, он хотел убедиться, что Харпер мертв, — повторил он.

— Не думаю, что нападающий мыслил столь рационально, — откликнулась я. — Взгляни сюда, Марино.

Я отвела скальп с черепа, который был разбит, как яйцо, сваренное вкрутую. Показывая линии переломов, я стала объяснять:

— Его ударили по крайней мере семь раз, причем с такой силой, что любая из ран не оставила бы ему надежды на выживание. Затем ему перерезали горло. Это сверхубийство, так же, как и в случае Берил.

— О'кей. Сверхубийство. Я не спорю, — ответил он. — Я просто говорю — убийца хотел убедиться, что Берил и Харпер мертвы. Ты почти отрезаешь кому-нибудь его проклятую голову и можешь быть уверен, что твоя жертва не собирается воскреснуть и заговорить.

Когда я принялась опустошать желудок в картонный контейнер, Марино скорчил гримасу:

— Не возись. Я могу рассказать тебе, что он ел, — я же сидел там рядом с ним: орешки к пиву и два мартини.

Эти орешки только начали перевариваться, когда Харпер умер. Больше там ничего не было, кроме коричневой жидкости, и я чувствовала запах алкоголя.

Я спросила Марино:

— Что ты из него вытянул?

— Совершенно ничего.

Я взглянула на него, помечая контейнер.

— Я сижу в баре, пью тоник и лайм, — начал Марино, — примерно с четверть часа. Харпер появляется почти в пять.

— Как ты узнал, что это он?

Почки были прекрасно гранулированы. Я положила их на весы и записала показания шкалы.

— Его невозможно спутать ни с кем — с этой гривой белых волос, — ответил Марино. — Он соответствовал описанию Поутита, и я узнал его в ту же секунду, когда он вошел. Он садится за столик и никому ничего не говорит, просто заказывает свое «обычное» и ест орешки к пиву, пока ждет. Я наблюдаю за ним какое-то время, затем подхожу, пододвигаю стул и представляюсь. Он заявляет, что ничем не может мне помочь, и не хочет об этом говорить. Я давлю на него, говорю, что Берил много месяцев угрожали, и спрашиваю, знал ли он об этом. Он раздражается и говорит, что не знал.

— Думаешь, он говорил правду?

А про себя я подумала, в чем заключается правда об отношении Харпера к спиртному? Его печень была увеличена.

— Теперь это уже не выяснить, — сказал Марино, стряхивая на пол пепел с сигареты. — Потом я спрашиваю его, где он был в ту ночь, когда ее убили, и он говорит, что был в баре в обычное время, а затем поехал домой. Когда я спрашиваю, может ли его сестра подтвердить это, он отвечает, что ее не было дома.

Я взглянула на него с удивлением, скальпель застыл на полпути:

— Где же она была?

— Ее не было в городе.

— Он тебе не сказал, где именно?

— Нет. Он сказал, цитирую: «Это ее дело. Не спрашивайте меня».

Глаза Марино презрительно остановились на частях печени, которую я препарировала. Он добавил:

— Моим любимым блюдом была печень с луком. Можешь в это поверить? Я не знаю ни одного полицейского, который видел бы вскрытие и после этого все еще любил бы печень...