Тревожные будни

Оглавление

В постановлении Московского Совета отразилась подлинная забота народной власти о сохранности исторических реликвий. В частности, комиссии по охране памятников искусства и древности поручалось рассмотреть вопрос о наложении временного ареста на имущество антикваров и перекупщиков, если будет признано его художественно-историческое значение, и подготовить проект решения Совета Народных Комиссаров о национализации таких ценностей. Одновременно президиум Моссовета был вынужден записать пункт о привлечении к судебной ответственности лиц, виновных в искажении истины и тенденциозном освещении факта совершения и расследования кражи в Кремле.

Утром следующего дня сотрудники уголовно-розыскной милиции пришли на работу ни свет ни заря. Настроение у всех было неважное. Еще бы! Казалось, накрепко «зацепились» за две партии жемчуга — и на тебе, сорвалось. Хорошо, если отыщется на Урале та неизвестная женщина с родинкой над верхней губой. А может, она вовсе и не с Урала?

Но не только это было причиной плохого настроения. Когда узнали, что в Петрограде задержан человек, продавший ювелиру сапфир в двенадцать каратов, обрадовались: напали-таки на верный след. Уж больно церковная примета была на том камне — внутри обозначался крест. Немедленно связались по телефону с питерцами. Те ответили: случай такой действительно был, но к краже из патриаршей ризницы отношения не имеет. Необычный камень много лет назад привезен в Россию из Индии и стал собственностью великой княгини. Поскольку она была неравнодушна к известному в то время актеру, сапфир оказался у него. Вскоре артист проигрался в карты и, чтобы покрыть долг, продал камень издателю одной петербургской газеты, который завещал его сыну. Тот не стал долго любоваться изумительным произведением природы, а предпочел получить за него сорок тысяч наличными.

При иных обстоятельствах эта любопытная история, быть может, и была бы выслушана с интересом. Сейчас же ее восприняли с раздражением.

— Пожалуй, нам пора, — поднялся Нефедов. — Иван Егорович, наверное, уже у себя.

— Мне звонил Карл Гертович, и я по его просьбе подготовил вам вот этот список, — сказал Бояр. — Здесь всего восемь фамилий. Домашние адреса, связи. Обнаруженные на месте происшествия следы пальцев рук принадлежат доселе не известному нам человеку. Приходится допустить маловероятное — участие в краже какого-то новичка. Но в том, что там был кто-то из указанных в списке лиц, я нисколько не сомневаюсь. Если чем смогу быть полезен — всегда милости прошу.

После встречи с Бояром члены бригады занялись розыском тех, кто значился в списке. Далеко не всех удалось найти по их прежним адресам. Кто и куда выбыл — узнать было не так-то просто. Чаще всего при смене квартиры эти люди старались не распространяться о своем новом месте жительства. Те же, кто знал, не очень спешили поделиться своей осведомленностью с милицией. Приходилось устанавливать не только новые адреса выбывших. Изучали образ жизни каждого, выясняли, где человек был и что делал с конца января и до начала февраля этого года, не продавал ли драгоценностей. Добытые сведения уточнялись и перепроверялись.

Выполняя эту огромную работу, старались все же ежедневно бывать на рынках, в ювелирных магазинах и других местах, где можно было ожидать появления похищенного. Но время шло, а обнадеживающих сведений получить не удавалось.

— Не могли же они испариться, прихватив с собой награбленное! — горячился Ковалев.

— Спокойно, Саша, спокойно, братишка, — урезонивал его Орлов. — Испариться ни воры, ни сокровища не могли. Мы действуем методом исключения, как говорит Бояр. Половина людей из его списка уже отсеялась ввиду доказанности полной непричастности. Осталось всего четверо...

Да, список подозреваемых сокращался. Один выехал из Москвы куда-то в Сибирь еще в ноябре. Второй с середины января больше месяца провалялся в тифу. У третьего и четвертого тоже нашлось неопровержимое алиби.

— А что, если и с остальными получится так же? — не успокаивался Ковалев. — Что тогда?

— Тогда? — переспросил Нефедов. — Еще что-нибудь придумаем. Да и товарищи без дела не сидят. Не мы одни этим занимаемся... А пока что у нас запланирован выход на толкучку за Устьинским мостом.

Через несколько минут все трое уже держали путь туда. Именно здесь чаще всего уголовники сбывали награбленное.

Сюда же спешил и мистер Брэдли. Причиной этого явилась новая встреча с Пищиковым.

Не сумев раздобыть адреса работавших в Кремле мастеров-реставраторов, Джон направился в редакцию газеты «Утро России».

Пищиков был на месте. И хотя они не виделись несколько дней, англичанину сразу же бросились в глаза происшедшие в газетчике перемены. Был он бледным, казался чем-то напуганным, отвечал невпопад. Но предложение Джона пойти вместе позавтракать принял. И на этот раз Брэдли не скупился на угощение.

— Дорогой Джон, только вы можете меня понять, — слезливо тянул выпивший Пищиков. — Я оказался на краю пропасти, и все из-за этой патриаршей ризницы, будь она трижды неладна!

Джон насторожился и поспешил наполнить вином бокал репортера. Тот выпил и уставился на англичанина помутневшими глазами.

— Может, вы думаете, что Семион Бравый пьян и поэтому мелет всякую чепуху? Ошибаетесь! Он трезв как стеклышко. И он знает, что там за ним, может быть, уже пришли из ЧК.

Брэдли стоило немало труда, Чтобы в конце концов узнать причину душевного расстройства Пищикова. Оказалось, что за публикацию ложной информации привлекается к ответственности редактор газеты «Утро России» Гарвей. Естественно, что Семион Бравый как основной поставщик материалов о краже в Кремле ожидал, что такая же участь постигнет и его.