Евангелие любви

Оглавление

Джошуа Кристиана привезли в Нью-Йорк в середине мая, в пасмурные дни, когда на улицах все еще дул пронизывающий ветер и в навечно застывшей тени по-прежнему поблескивал лед – зима в том году выдалась особенно долгой. Джошуа отказывался от короткой поездки в Холломен, хотя мать постоянно его об этом упрашивала. И все, чем он занимался, приехав в Нью-Йорк, – это сидел у окна и с высоты своей комнаты считал дорожки в Центральном парке, а затем людей, гуляющих по этим дорожкам. И конечно, ходил. Свои прогулки он не бросил.

– Джудит, он очень болен, – заявила мать, когда ее сын отправился спать в первый вечер в Нью-Йорке. – Что нам делать?

– Ничего, мама, – ответила Кэрриол. – Мы ничем не можем ему помочь.

– Может, положить его в больницу? Там наверняка предложат какое-нибудь лечение. – В ее голосе звучала безнадежность.

– Мне кажется, слово «болен» к нему не подходит. Он просто от нас отдалился. Не знаю куда, хотя он, наверное, и сам этого не знает. Но разве можно назвать его состояние болезнью? Пусть даже душевной. Он не похож на душевнобольных, о которых я когда-либо слышала. Уверена в одном: чем бы он ни страдал, от этого не существует лекарств. Надеюсь, когда Марш завершится, он согласится куда-нибудь поехать и как следует отдохнуть. Ведь он уже восемь месяцев без отдыха.

Объясняя это встревоженной женщине, Джудит знала наверняка: после Марша Кристиану, хочет он того или нет, придется отдохнуть. Для него уже был приготовлен частный санаторий в Палм-Спрингс, разработаны диета и комплексы упражнений на релаксацию. За неделю до отъезда из Су-Фолс она отослала крепких ребят в Вашингтон, нисколько не сомневаясь, что теперь они не понадобятся. Джудит ругала себя за то, что сорвалась, но ее срыв, несомненно, помог одному – закупорить в Кристиане огненный поток, который до этого постоянно грозил извержением.

Братья с женами планировали вскоре приехать в Нью-Йорк, чтобы тоже участвовать в Марше тысячелетия, но первой с намерением пойти вместе со всеми примчалась из Холломена Мэри. Увидев единственную дочь, мать поразилась ее сходству с Джошуа: девушка изменилась до неузнаваемости – повзрослела и стала чужой, терзалась, но не прежними страстями.

Вслед за ней прибыли остальные. Младшие братья, впервые вырвавшись из семьи, от всемогущего Джошуа и давяще целеустремленной матери, воспряли, обрели уверенность в себе. Они хлебнули свободы, подстраивая идеи брата под свои, но все это осталось за границей, и они не боялись, что он осудит их вольности. О, мысли брата замечательные, но не всегда соответствуют менталитету иностранцев, так же как его выражения, которые нельзя передать на иностранных языках. Большая неуклюжая и умная Мириам действовала заодно с мужем, а Мышка-Марта так и осталась Мышкой-Мартой.

Когда родные вошли в гостиницу, брата, разумеется, не было – он где-то бродил. К тому времени, как он вернулся, их восторги по поводу воссоединения с матерью уже улеглись. Джудит тоже отсутствовала – ей меньше всего хотелось находиться дома, когда явится Кристиан и окажется в лоне семьи.

Поэтому мать могла немного передохнуть между приездом младших сыновей и приходом старшего. Передышка получилась не из приятных. Она невольно сравнивала, какой стала и какой была их семья два года назад. Задолго до того, как Джошуа выпала эта зима без отдыха, задолго до судебного процесса Маркуса, появления Джудит и книги. От этой книги все беды. «Бог проклинающий»! Невозможно придумать более точное название. Бог проклял семью Кристиан! Бог проклял ее! Но что она совершила, чтобы заслужить его гнев? Да, она не семи пядей во лбу, зануда, действует людям на нервы, но чем она провинилась, чтобы заслужить Его проклятие? Одна растила любимых детей, не сдавалась, не жаловалась, всегда смотрела в будущее, на себя внимания не обращала, не искала ни любовника, ни мужа, ни хобби, от трудностей и трудов не бегала. И вот – проклята! Остаток жизни придется провести в обществе единственной дочери, и это будет настоящим адом, потому что она ненавидит ее не меньше, чем Джошуа. И совершенно непонятно за что!

Вошел Кристиан и остановился перед группкой родственников, застывших на фоне неба в окне. Их фигуры окружал ореол, лица не были видны. Он ничего не сказал.

Разговоры сразу замерли. Головы повернулись в его сторону. Выражение лиц изменилось.

А затем, прежде чем кто-то успел поздороваться и обрадоваться, что все снова вместе, Марта лишилась чувств. Словно кто-то огромный хлопнул в ладоши, и она, как подкошенная, повалилась на пол. Без стона, крика, испарины или конвульсий – рухнула, как от удара.

Потребовалось несколько минут, чтобы она пришла в себя. К этому времени все успели взять себя в руки и скрыть смятение, которое испытали при первом взгляде на Джошуа, притворившись встревоженными за Марту. Теперь представшего перед ними узника концлагеря можно было поприветствовать как давно потерянного и пугающе знаменитого брата. Мать кудахтала и причитала над Мартой, пока ту не унесли и Мэри не захлопнула перед нею дверь спальни. Женщина осталась в гостиной с Джеймсом, Эндрю, Мириам и Джошуа. В поверженном мире ее семьи.

– Вы все пойдете со мной в Вашингтон? – спросил Кристиан, стаскивая с рук перчатки и расстегивая молнию на парке.

– Ну, тебе никакими силами не удержать нас от этого, – улыбнулся Джеймс и несколько раз моргнул. – Господи, как же я устал. Глаза ужасно слезятся.

Эндрю отвернулся, зевнул и провел рукой по лицу. А затем слишком громко воскликнул:

– Можете мне сказать, что я здесь делаю? Мне нужно быть рядом с Мартой! Прости, Джош, я скоро вернусь.