Из пушки на Луну

Оглавление

Таким образом, в пылу увлечения войной единственной заботой этого ученого клуба стало истребление рода человеческого.

Необходимо, однако, добавить, что члены Пушечного клуба не ограничивались изобретениями и вычислениями. Они платили и собственной жизнью ради торжества своего дела. Среди членов Пушечного клуба имелись офицеры всех рангов: от поручиков до генералов; военные всех возрастов: и новички в боевом деле и кончившие уже свою военную карьеру. Многие члены клуба легли на поле брани, и имена их занесены в почетную книгу клуба, а у множества других, вернувшихся с войны, остались неизгладимые следы их храбрости. В клубе — у его членов — можно было найти целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Упомянутому выше статистику Питкерну мы обязаны еще следующими любопытными вычислениями: он установил, что в Пушечном клубе на четырех человек приходилось только по одной руке (настоящей), — и то нехватало малой дроби, — и лишь по две ноги (настоящих) на шестерых.

Но храбрые артиллеристы придавали мало значения таким «недостаткам». Они вполне утешались «успехами» североамериканских пушек. Они гордились ими: известия, например, о том, что при новом сражении число убитых и раненых превышало раз в десять число выпущенных снарядов, были для них настоящим торжеством.

Настал, однако, день, — это был печальный, досадный для членов Пушечного клуба день! — когда оставшиеся в живых перестали убивать друг друга. Подписан был мир. Прекратились выстрелы, умолк грохот орудий; пушки с прикрытыми и опущенными жерлами были размещены по арсеналам, ядра сложены в кучи. Постепенно исчезли кровавые призраки; на полях, щедро накормленных человеческим мясом и напоенных кровью, роскошно разрослись хлопковые плантации. Износились траурные платья, затихли страдания.

Для членов Пушечного клуба настал «мертвый сезон» — полная безработица.

Правда, некоторые неутомимые изобретатели продолжали еще проектировать гигантские бомбы и невиданных размеров гранаты, но что могла значить теория без практики? Залы Пушечного клуба быстро опустели. Вместо прежних многолюдных, живых, деятельных, шумных собраний стены Пушечного клуба видели лишь официантов, дремавших в передних, да редких посетителей, которые тоже иногда засыпали от скуки.

— Прямо в отчаяние можно притти! — воскликнул однажды в курительной комнате Пушечного клуба храбрый Том Гентер.

Он протянул свои деревянные ноги к самому камину и не заметил, как концы их понемногу начали обугливаться.

— Нечего делать! И надеяться не на что! — продолжал он. — Просто даром живешь на свете! Где то времечко, когда по утрам нас будили веселые выстрелы пушек?

— Минуло счастливое время! — ответил рьяный Билсби, машинально пытаясь развести руками, которых у него не было. — Хорошее было времечко! Бывало, изобретешь мортирку; тотчас ее отольют, и — марш с нею на первую пробу прямо по неприятелю! Зато и начальство, бывало, одобрит и руку пожмет. А теперь генералы вернулись в свои конторы и вместо снарядов выпускают… безвредные кипы хлопка из своих складов. Будущность артиллерии в Америке рисуется мне в самом мрачном свете!

— Верно, Билсби! — крикнул полковник Блемсбери. — Жестокое разочарование!… Зачем побросали мы свои занятия, свои дома, свою родную Балтимору? Зачем совершали мы геройские подвиги на поле брани? Неужто только затем, чтобы через два-три года остаться ни при чем?… Сиди теперь без дела, засунув руки в карманы!

По правде говоря, воинственному полковнику трудно было бы показать, как он опускает руки в карманы: карманы у него были, но рук не осталось.

— Никакой войны даже не предвидится! — произнес популярный Дж. Т. Мастон , почесывая гуттаперчевый череп железным крючком, заменявшим ему руку. — Ни единого облака на политическом горизонте!… И это в такое время, когда в артиллерийской науке столько еще осталось пробелов! Про себя могу, например, сказать… Я сегодня утром закончил чертежи новой мортиры, такой мортиры, которая может даже изменить законы войны!…

— Правда? — воскликнул Том Гентер, которому невольно представилась картина последней «пробы» достопочтенного Мастона.

— Поистине так! — отвечал Мастон. — Но к чему мне было столько работать, ломать голову над страшно трудными вопросами? Народы Нового Света точно сговорились жить в вечном мире. Читали вы последний номер «Трибуны»? Как хорошо выясняет она, сколько бедствий должно принести человечеству разрастание народонаселения, принимающее прямо непозволительные размеры!

— Однако, Мастон, — возразил полковник Блемсбери, — в Европе не бездействуют. Национальная вражда вызвала в последнее время не малое количество войн! Там предвидится еще новая война…

— Так что же?

— Можно было бы попробовать устроить там что-нибудь: хорошие баллистические опыты…

— Что вы, что вы! — воскликнул Билсби. — Заниматься баллистикою для… чужих?

— Все же лучше, чем вовсе ею не заниматься! — возразил Блемсбери.

— Разумеется, лучше! — вставил Мастон. — Но, знаете, не стоит об этом и думать.

— Почему же? — спросил Блемсбери.

— А потому, что у них, в Старом Свете, понятия о военной карьере и правила чинопроизводства для нас, американцев, совсем не подходящие. Эти люди не в состоянии понять, что можно сделаться отличным генералом, даже главнокомандующим, не прослужив сперва подпоручиком, а затем поручиком и капитаном, — одним словом, не проходя всю лестницу чинов… Ведь это все равно, что утверждать, будто нельзя быть хорошим артиллеристом, если не умеешь сам отливать пушки! Следовательно, взгляды у них…